Себастьян Жапризо - Обреченное начало

Дени надеялся, что она появится на перроне, и обернулся последний раз. Священники с чемоданами отошли, а он остановился возле контролера. И тогда он увидел, как Клод бежит к нему через толпу — в плаще, перетянутом в талии, неузнаваемая, с растерянным лицом. Дени с облегчением помахал рукой. Чтобы добраться до него, ей пришлось расталкивать людей на своем пути.

Она прижалась к Дени, запыхавшаяся и дрожащая. Между ними находился железный барьер. Дени чувствовал ногами ее колени.

— Я не подумала и не купила перронного билета, — сказала Клод, — я идиотка. Но у меня в мыслях одна печаль, пойду куплю, дорогой, главное — не уходи.

— Нет, нет, останься. У нас совсем немного времени. А мне нужно так много тебе сказать.

Клод посмотрела на него с волнением.

— Со мной едут двое священников, — сказал Дени, — они пошли к поезду, но скоро вернутся.

— Говори, говори. Я скажу, когда их увижу. Говори со мной, дорогой.

— Не плачь.

— Я не плачу. Не переживай. Я сильная. Я не плачу, видишь, я сильная.

— Ты ни о чем не забудешь, пока я буду там?

— О, Дени.

Она тут же зарыдала, прижавшись лицом к его плечу, а его охватила дрожь. Дени пришлось сдерживаться, чтобы не заплакать вместе с ней.

— С ума сойти — разве в такую минуту можно плакать?

— Мой дорогой, мой дорогой Дени, знаешь, я перееду в Гренобль… Буду рядом с тобой, буду передавать тебе письма, все, что угодно…

— Мои родители догадаются. Будь осторожна, они могут тебе навредить, они просто сумасшедшие.

— Не беспокойся, я все устрою, вот увидишь… Увидишь, как мы будем счастливы, несмотря ни на что… Увидишь, как я тебя люблю, любовь моя… Я сделаю все возможное…

— Не плачь. Мне сразу становится холодно, когда ты плачешь… Не хочу, чтобы ты плакала.

— Я больше не плачу. Все… Видишь, я больше не плачу…

Дени поцеловал Клод в губы и почувствовал на них вкус ее слез. Он обнял ее, прижал к себе поверх железного барьера и почувствовал всю глубину обрушившегося на них несчастья. Больше не видеть ее ни смешливую, ни нежную. Больше не слышать ее. Больше не целовать. Больше не любить. Больше не, не, не…

— Главное, — говорил он, — главное, не забудь, ничего не забудь. Клянусь тебе, все это не имеет значения по сравнению с нашей жизнью, она вся будет потом.

— Да. Да. Да, дорогой. Но ты ни о чем не жалеешь, скажи?

— Замолчи.

— Если бы ты убедил родителей, что согласен с ними, ты не был бы сейчас здесь.

— Замолчи.

— Я сама не знаю, что говорю, дорогой.

— Они бы мне все равно не поверили. Я не смог бы жить рядом и не видеться с тобой, ты тоже. Все кончилось бы тем же. Они в любом случае заперли бы меня. Они все — против нас.

— Это неважно, дорогой. Мы подождем. Скажи, мы подождем? Ты ведь будешь еще меня любить, правда?

— Я всегда буду тебя любить.

— Тогда я буду сильной. Я не буду больше плакать, буду сильной. Каждую секунду буду думать о тебе — все время!

И она снова заплакала, глядя на него.

Потом испуганно посмотрела в сторону поезда. У нее были огромные глаза, Клод глядела куда-то за его спину, обнимая его, словно пытаясь защитить.

— Они тут? — не оборачиваясь, спросил Дени.

— Нет. Да. Поцелуй меня, скажи, не забудь, и ты, не забудь.

Он приник к ее губам, прижал к себе. И почувствовал в ту же минуту, как руки обоих священников легли на его плечи. Не переставая целовать Клод, он попытался высвободиться.

Но руки сильно тянули его назад.

— Оставьте его! — кричала Клод. — Прошу вас!

Люди оборачивались, а видевший все контролер остановил ее, когда она попыталась выбежать на перрон.

— Держите ее, — сказал один из священников контролеру. — Это дурная женщина. Она губит этого ребенка.

— Отпустите его, — кричала Клод, рыдая. — Ну отпустите же его!

Дени вырывался изо всех сил, и подбежавший полицейский схватил его за руку, чтобы помочь усмирить.

— Что происходит? — спросил полицейский.

— Мы должны увезти этого мальчика в пансион. Он пытается сбежать.

Полицейский пришел на помощь двум мужчинам в сутанах, и они поволокли мальчика сквозь толпу, забавлявшуюся этим странным зрелищем.

Клод пыталась оттолкнуть контролера, преграждавшего ей дорогу, и он с силой оттолкнул ее к барьеру.

— Ну-ну, — сказал он, — спокойнее.

— Ни о чем не волнуйся! — кричал Дени, зажатый между священниками. — Ни о чем не волнуйся, Клод! Увидишь, мы победим.

Она подошла к железному барьеру, сжала руками холодную перекладину и зарыдала: «Дени, Дени, дорогой».

Когда он исчез за вагонами, Клод уронила мокрое лицо в ладони. К ней приблизилась какая-то женщина, положила руку на плечо. Она вырвалась и стояла прямо, пока женщина не отошла. Люди медленно расходились, покачивая головами. Контролер пробивал билеты.

Она не сдвинулась с места, пока не тронулся поезд.

Клод дождалась, когда состав полностью скроется из виду. Вытерла глаза. Она больше не плакала. Она была сильной, как он хотел. Она повернулась и, провожаемая любопытными взглядами, вышла из вокзала на улицу. По улице ходили машины, над машинами простиралось небо. Она посмотрела вверх, на крыши домов, на облака над крышами. Опускался вечер, шум постепенно затихал. По ручейку вдоль тротуара плыл пустой спичечный коробок. Она нагнулась, достала коробок и смяла его в руке. Бросила в ручеек, подняла воротник плаща, положила руки в карманы. Где-то далеко за вокзалом прогудел поезд, и она изо всех сил постаралась не услышать этот гудок.

Затем медленно отправилась домой.

Лицо, отвечающее за дисциплину и расписание занятий в школе иезуитов, выполняет функции завуча и заместителя директора.