Йозеф Хазлингер - Венский бал

Помещение нашего участка смахивало на стройплощадку. А все потому, что мы наконец-то получили компьютеры. Несколько месяцев они простояли нераспакованными в коридоре. Приходилось протискиваться между рядами коробок. Решено было перетащить их в, так сказать, жилую зону и поставить в центре помещения. Получился огромный куб, который вскорости завалили старыми газетами, шинелями, зонтиками, сумками и всем, что надо было куда-то деть. К бокам этого куба приклеивали лотерейные билеты. Каждую неделю мы ставили крестики на общем билете. Один раз даже выиграли, но угадали только три цифры. Выигрыш пошел в застольный фонд. В то время мы поочередно посещали по утрам компьютерные курсы. Я прошел примерно половину, и тут сменили систему, надо было начинать заново. Но наши компьютеры, как нас заверили, могли работать и с новой системой. Когда их все-таки установили, случилась неполадка в электросети. У нас была допотопная проводка – просто вмурованная в штукатурку, без всяких трубок. После телефонных перепалок, которые тянулись не один день, выяснилось, что нам будут менять проводку. Сначала пришли электрики из какой-то фирмы и подключили нас к запасному источнику питания. Теперь над нашим буреломом повисли лианы черного кабеля, которые кое-как прицепили к стенам и потолку наручниками. В течение полугода картина не менялась. Мы давно закончили курсы и успели забыть многое из того, чему научились, и вдруг в одно прекрасное утро являются рабочие и начинают все разламывать. Нам полагалось работать рядом с ними, а это было невозможное дело. Все столы и шкафы оттащили от стен, негде было повернуться. А пылищи-то! В ней утопали столы, холодильник, кофейная посуда, телефакс и даже кипы бумаг в шкафу с документацией. В день бала наша караулка имела вид стройплощадки. Отовсюду уже выгребли кучи мусора, трубки с проводами прикрепили к стенам гипсовыми манжетами. Электрики сделали свое дело. Теперь мы ждали каменщиков. Вся эта катавасия могла растянуться на месяцы. Мебель по-прежнему громоздилась посреди комнаты. В коридоре штабелями лежали мешки с цементом. На них мы усадили койотов. Первым делом решили посмотреть соревнования, а потом уж допрашивать. Но надо было все подготовить, так как могли заглянуть контролеры из главной инспекции. Такое случалось хоть и редко, но всегда в тот момент, когда не ожидаешь. Обычно это были два офицера. Они ко всему приглядывались и принюхивались, просматривали журнал дежурства, спрашивали каждого, какую он несет службу, крутили наши штемпельные катушки и заполняли какие-то бумажки для отчета перед своим начальством – и все это для того, чтобы наконец перейти к главному, ради чего и пришли, – выпить до последней капли «Бургтляйнитцкий кабинет», который мы всегда держали в запасе на этот случай.

Бургшляйнитц – так называется место, откуда я родом. Вам говорит что-нибудь слово «Майссау»? Нет? Это если ехать в сторону Хорна. Так вот, наша деревня поблизости. Мой брат – винодел. Он считает за честь снабжать наш участок своей продукцией. Его жене это не нравится. Будь ее воля, нам бы ничего не доставалось, но она боится перечить мужу.

Контролерам всегда подавай вино сильно охлажденным, градусов этак до пяти, а с этим раньше приходилось поканителиться в теплое время года. Но потом мы по совету и при письменной поддержке обоих офицеров подали прошение в главную инспекцию, чтобы нам поставили холодильник. Наш полицейский врач – это было нашим козырем – при осмотре камер систематически попадал, дескать, в затруднительное положение, ведь мы не могли хранить в холоде метадон и другие препараты. Это подействовало безотказно. Надо было только сослаться на какое-то распоряжение правительства касательно температуры хранения медикаментов в закрытых резервуарах. С тех пор оба инспектора, подсказавших нам хорошую идею, имели возможность пить свой «Бургшляйнитцкий кабинет» приятно охлажденным и, ясное дело, из закрытых резервуаров. Но это уже другая история. Холодное вино не мешало вышестоящим господам доставать нас по служебной части: списки должны быть правильно оформлены, а назначенным в патруль парням строго воспрещалось без особых на то причин торчать в участке. И пока наша счастливая троица сидела на мешках с цементом, надо было еще составить протокол или написать заявление.

А соревнования заставили поволноваться. Всякий раз, когда швейцарец показывал хорошее время, дежурный по участку уже не мог усидеть на месте и выходил в коридор, чтобы привести разлегшихся койотов в сидячее положение. Медикаменты мы у них изъяли. Это была обычная венская смесь, и, хотя на нее полагалось иметь рецепт, ее употребление не подпадало под параграфы о наркотиках. Один из лыжников упал и, почему-то проскользив под эластичным ограждением, покатился по крутому необработанному склону. У меня это до сих пор перед глазами стоит. И хотя парень уже остался без лыж, он еще раз подскочил и со страшной скоростью буквально просвистел по воздуху, приземлившись около какой-то хижины, за ним уже тянулась борозда содранного снега, он пропахал целую ложбину, еще разок перевернулся и в конце концов застрял в соснячке на обрыве.

– Ничего себе, – приужахнулся дежурный и выскочил в коридор. Мы слышали, как он пару раз крикнул: – Вы еще спрашиваете за что?

Потом донесся какой-то шум. Когда он вернулся, девка орала что-то ему вдогонку.

– Она правда кричала «нацистские свиньи»? – спросил он, остановившись в дверях и прислушиваясь, как его костерила бомжиха. Она снова заорала, да так надрывно, что мы едва разобрали слова:

– Свиньи! Сволота нацистская!

Тот было рванулся назад, но мой напарник сказал:

– Плюнь ты на нее. Она других слов не знает.

Я тоже не мог припомнить, чтобы она раскрывала рот без этого присловья. А дежурный был парень заводной, чуть что и в морду мог заехать, успокоить его было непросто.

– Если на то пошло, – крикнул он, – пусть опять проведут ночь на нарах!

– Не получится, – сказал я. – Камеры надо к вечеру освободить. Приказ начальника.

– Тогда Мистельбахер доставит мне эту шваль домой.

Тут уж и мой старший напарник не выдержал:

– Заткнешься ты, наконец? Или телевизор выключить?

В подвале было три камеры. Там держали арестованных до решения судебного следователя. Однажды одна бабенка заявила, что ее изнасиловали. Тогда дежурным был тот же самый парень. Но доказать она ничего не сумела.

В общем, мой напарник все-таки урезонил шустряка, тот сел и уставился в телевизор.

За пределами специально подготовленной лыжни почти не видать снега. Когда один швейцарец показал лучшее время, наш свежеиспеченный начальник наряда вытащил пистолет и прицелился в экран.