Эрик-Эмманюэль Шмитт - Женщина в зеркале

Прислушиваясь, как он растирает пестиком семена, она открыла баночку и подлила яд в миску с рагу. Помня о том, что не следует касаться ядов руками, она отломила сучок от полена, лежавшего рядом с камином, перемешала еду так, чтобы скрыть свое вмешательство, и швырнула сучок на раскаленные угли.

Врач вернулся с глиняным сосудом, прикрытым тонкой хлопчатобумажной тканью.

— Плотно закрывай снадобье.

Ида поблагодарила его в самых вежливых выражениях, какие знала. Уже на пороге она обернулась и выпалила:

— А вы находите меня хорошенькой?

— Не понял.

— Мне интересно знать, довольны ли вы тем, что сделали со мной?

Врач медленно одобрительно кивнул:

— Да, с чем я себя и поздравляю.

Ида подумала: «Значит, ты доволен тем, что превратил меня в чудовище, которое дети обзывают ведьмой. Наградой тебе за это будет смерть!» Сделав легкий книксен, она живо удалилась. Она страшилась услышать предсмертные крики Меуса.

Опустив голову, чтобы никто не видел ее лица, быстрым шагом, спрятав под шалью препараты, она вернулась в бегинаж.

Заметив медитирующую под своей липой Анну, Ида вздрогнула, предвкушая удовольствие. Судьба к ней явно благоволила. Оказавшись в доме, она крючком открыла ящичек с письменными принадлежностями кузины, схватила зеленый флакончик, вылила половину снадобья на старую тряпку, добавила в него крысиного яда, заткнула флакончик пробкой и взболтала, чтобы жидкости перемешались.

Как можно незаметнее она избавилась от тряпки, бросив ее в канал, и занялась своими делами.

В этот день она вслушивалась в каждый шум в надежде, что ее попытка удалась.

Со звоном колоколов, призывающих к вечерней молитве, прекращался доступ в обитель. Ида изнывала от нетерпения. Она разделила скромный ужин с Анной, которая только что вернулась от высокородной дамы.

Среди ночи раздались крики. Анна и Ида кинулись на помощь. Оказалось, что только что в жестоких страданиях скончалась Великая Мадемуазель.

Поскольку бегинки знали, что извне им никто не поможет, они собрались вокруг усопшей и до утра молились за спасение и упокой ее души.

На рассвете, когда отперли ворота, все разошлись. И если Ида заснула как убитая, то Анна продолжала стоять на коленях, думая о почтенной даме, которой она была обязана тем, что ей позволили поселиться в бегинаже.

Когда Ида проснулась, она увидела Анну в том же положении, в каком ее оставила. С одной лишь разницей: Анна горько плакала.

Эта бесстыдная любовь к другой вызвала у Иды новый приступ злобы. В исступлении она решила, что Анна заслуживает основательного наказания. Она схватила накидку, так как свинцовые тучи перекрыли солнечный свет, низко надвинула капюшон и припустила по улицам Брюгге. Увидев двух городских стражей, она их окликнула и рассказала то, что ей было известно. Пришедшие в ужас охранники отвели ее к компетентным лицам.

Какое-то время спустя, когда колокола Брюгге возвестили полдень, двое мужчин постучались в дверь домика Анны.

Когда она вышла к ним, они грубо схватили ее. Должностное лицо, ведавшее расследованием преступлений, объявило ей причины ареста: колдовство, богохульство, убийство через отравление.

7 апреля 1912 г.

Гретхен, годы утекли…

О подруга детства, я часто думаю о тебе, возвращаюсь в наше прошлое, мне в нем приятно, и я тебя в нем целую. Так и дадим нашей жизни улетучиться, не увидевшись? Иногда я мечтаю о том, чтобы получить от тебя вести, узнать, где работает твой Вернер, кем стали ваши сыновья.

Что произошло? Помнится мне, что официально мы поссорились. Но я никак не могу вспомнить почему. Мои воспоминания о тех временах путаные; сами времена тогда были такими: я заканчивала проходить курс лечения с помощью психоанализа, расставалась с Францем, покидала Вену. Может быть, у меня возникла потребность начать все с чистого листа и ты стала жертвой этого? Я оказалась чрезмерно радикальной? Вглядываясь в прошлое, я спрашиваю себя, не была ли я несправедлива…

Ибо я забыла, в чем я тебя упрекала. Это меня беспокоит и наполняет мое сердце горьким чувством вины.

Гретхен, я хочу, как и раньше, писать тебе, хочу читать твои разумные ответы, я хочу, чтобы продолжилась наша драгоценная дружба. Хочешь ли ты того же?

После нашего абсурдного разрыва моя жизнь сильно изменилась. Хотя в ней есть и черные моменты, она мне нравится. Более того, она меня приводит в восторг. С чего начать мой рассказ? В Вене я жила как птица в клетке, как красивый попугайчик с ярким оперением, которого хозяин любил выставлять напоказ. Я не знала счастья, хоть и считала, что оно у меня есть. Сразу же я начала постоянно жаловаться, что его не замечаю.

После курса лечения с помощью психоанализа я начала от этого избавляться. Калгари, у которого я была, как потом выяснилось, одной из первых пациенток, выдумал такой курс лечения, который убедил меня в том, что у меня невроз. Мой брак с Францем только казался удачным. Хотя мой муж был молод, я смотрела на него как на отца, патриарха, который учил меня правилам поведения, светским манерам, обязанностям жены. Я его не любила — я его чтила. И в постели, и на людях я подчинялась ему. Однако мое послушание не принесло мне душевной радости.

Благодаря Калгари я осознала, что испытываю сильную физическую неудовлетворенность. Однажды мне пришла в голову глупая мысль попытаться избавиться от нее с помощью Калгари; я не отдавала себе отчета, что это трансфер, обычный этап курса лечения, когда оно подходит к завершению.

Не слишком хорошо помню, что я предприняла, но это, должно быть, походило на изнасилование. Не важно. Раз уж в последние недели, когда я еще пребывала в Вене, Калгари снова занялся со мной психоанализом и довел работу до конца, значит он на меня за это не рассердился.

В то же самое время я пережила исключительные, чудесные и трагические минуты.

Сомневаюсь, что рассказывала тебе об этом, потому что я была тогда очень стыдливой. Теперь, когда я больше не боюсь говорить на любые темы, я тебе все объясню в нескольких словах.

По случайному стечению обстоятельств я оказалась в объятиях человека, который повел меня к себе. К моему великому удивлению, этот юноша, о котором я ничего не знала и который ничего не знал обо мне, довел меня до экстаза, когда мы занимались с ним любовью.

Ты мне веришь? Раньше я даже отдаленно не подозревала о возможности такого состояния. Мои сладострастные прогулки с Францем ограничивались садом у дома, обихоженным парком, но мы никогда не заходили в лес, я не ступала в его пределы, пренебрегала теми возможностями, которые заложила в нас дикая природа.

Потрясенная этим откровением в области чувственных наслаждений, я тем не менее не пыталась вновь увидеться с ним. Я стала искать кого-нибудь еще. Потом еще кого-нибудь. Я и не знаю толком, сколько их еще было. И каждый раз я поднималась на вершину наслаждения.