Макс Гурин - Космос

Куда улетает мой крик? Почему я кричу все время, но мой крик, словно айсберг: на поверку — одна улыбка? И ведь это не потому вовсе, что я там сильный или вида не подаю, не по чему иному — просто всё вовсе даже наоборот. Вопию беспрестанно, оченно громко кричу, что мне больно, но… будто и не кричу.

Очевидно, они все в заговоре. Вот и сегодня: «ты хорошо выглядишь» или «у тебя цветущий вид!» — я знаю, это значит одно: нам дела нет до твоей души и твоего горя, Маришенька!; кричи-не кричи, мы не видим никаких отклонений. Хоть оборись — вид у тебя цветущий! Мы не хотим видеть в тебе ничего иного! Вот и сегодня тоже ты (как всегда!) замечательно выглядишь.

Иоганн Себастьян Бах — гений. Двух мнений не может тут быть. И выглядит хорошо. Великолепен в своих художественных творениях и воплощениях никогда не знавших его последующих портретистов. (Блядь!) (Это я снова кричу. Мимо.)

Я очень люблю тебя. Что это за слова? Я не знаю, что… Конечно, иначе не может быть. Счастье только в одном — не родиться. Мне кажется, что я не могу жить без… Все эти три года я занят лишь тем, что медленно, шаг за шагом, капля за каплей я мучительно умираю без тебя. Я рад, что пока что так и не предал тебя. Ни на кого не упал за эти годы мой взгляд.

Никто во всем мире никогда не заменит мне мою единственную девочку. Пожалуйста, Господи, верни мне её. Я не могу жить без неё. Господи, ты один знаешь, каким сплошным мучением стали для меня эти три года. Да, именно в эти дни исполняется три года, как мы знакомы.

В марте я видел фильм Дэвида Линча «Шоссе в никуда». Это обо мне. Дэвид Линч наверное думает, что это он о себе фильм снял или о каком-нибудь своем друге, но это именно обо мне. Или о всех нас. Я не вижу никакой разницы. У всех нас цветущий вид и все мы замечательно выглядим. Умираем, но выглядим при этом еще более замечательно, утвердительно жизненно. И актуально, блядь.

Мне было сказано усталым моим другом Володей очередное ни к чему не обязывающее «либо-либо». А ещё сегодня, когда я ехал к нему, чтобы разнюхаться героином; где-то на эскалаторе в переходе с «Тверской» на «Чеховскую» я подумал о том, что у меня непростительно и опять же неутешительно длинная до безобразия линия жизни, но у меня при этом такое чувство, что я все же, видимо, скоро умру, потому что совсем нет сил.

Я быстренько набросал в голове рассказец про то, как человек ехал в метро и вдруг, посмотрев себе на руку, увидел, как у него, вот прямо сейчас, на глазах, что, блядь, называется, уменьшается линия жизни. Но я ничего такого конечно же никогда не напишу, потому что считаю, что это пошлость: такая же, как и то, что я замечательно выгляжу и имею прекрасный цветущий вид во все дыры.

Я хочу сделать, написать, озвучить что-нибудь доброе, но почему-то только преумножаю и без меня сто раз написанное говно.

Мне очень больно. В крови сейчас героин. Но сколько бы я не нюхал его, я всегда буду посылаемым на хуй под маской фразы «ты замечательно выглядишь»…

И Ирочка моя Елисеева приедет рано или поздно и скажет, что все у меня хорошо, меня все любят, а просто я — шизофреник, каковых двое на одну парочку многовато. Ирочка моя Елисеева, без которой я медленно умираю. Если бы вы только знали, как хорошо она всегда выглядит. Храни ее Господь, который тоже всегда имеет цветущий вид. He has, блядь.

Иногда финтифлюшки ловят бездомные кошеньки или собачи. Они подкидывают их в разреженный зимний воздух, и кассомос обогревает их с севера своим теплым маленьким взглядом.

Собачи урчат, лижут друг дружку, а кошеньки выгибают спинки. Маришеньке снова слышится «да».

Короток городка атакует. Властвуют они всем. Пядей во лбу у них шесть. Этому рады их мамки. Папки же нету у них. Плачут сИроты Иродовы. Все-таки не во всем похожи они. На себя? Да мама моя дорогая! И да, и в прямь прямо! Права качаются, как синекдоха после песочной бури. Еле-еле, мол, память есчжо жилда. Она и йе-йе! Гоп-стопуsum, блядь! Белочка побеждает! Так выгрызает, что океан. Плачут ли волны? Их боль для нас — красота. Так часто и в жизни люлдлей. Люлдли — это людишки, мы с вами. Мы ведь людишки, не так ли? Так! Так! — вопияет КассОмос. Все вы людишки, мол. Один я КассомОс!

Россомаха тупая ты! Белочка ты и сам! Хуй с тобой, что ты океан. Впрочем пятый же ведь? Не так ли? Таг-таг-таг! Часы тебе нужно носить на руке. Плакать не нужно тебе вообще. Я вот видеть никого не хочу, а вот возьму и сейчас на стрелку пойду. Мне, кассомосу, сто? Двести мне. Врвзё я зднаю. Но не сдраюсь. До постлетнего буду. Подумаешь, холода.

Флакончик. Флакончик. Флакончик. Флакончик. Все только яркости вы и алкайте! Будет она вам, как же! Знайте, что хочешь, — труд перетрет, да место видать не то.

Затеял Кокованя зверюгу страшную заловить. Подготовил и сеть и аркан. Заострил пару стрел. Изготовил и яду также. Так легче вам? Появилась типа историйка и нате: подол тут все и задрали. Кокованя того и ждал. Стрелы все ложь. Одни намеки ждут юношей. Мне самому это все не досуг. На работу устроиться не могу, не хочу и не понимаю! Нелегко мне с юностью расставаться.

Вечно делаешь что-то, потому что обязан. Хочу стрекозку Наташу! Хочу собаку! Хочу собаку! Хочу верить и без стеснения ныть. Сколько не перечитываю себя юного, не нахожу никаких там противоречий, не нахожу никаких недостач. Был молодец и не стало. Одно только могу и сказать.

Космобиль мой теряет скорость. Вскоре уж будет легко меня обороть. Я стану поездом метрополитена. Я страсно хочу этого. Люблю и ненавижу свою я мать. Это законно. Все выбились в люди, один я позади. Тоже закон. Да, Маришенька?

Маришенька:Да, Максимушка! Всегда мой ответ тебе будет «да»!

Максимушка:Как же жить-то мы с этим будем, Маришенька?

Маришенька:Не торопись, ты на верном пути! Кассомос все правильно рассудил. Его «да» мне каждое: — каждое мое тебе «нет», но мое-то истинное всегда тебе «да». Вот и обмозгуй катаклизм!

Максимушка:Да, Маришенька! Я обмозгую. Но муха ты не промах. Антилитературное явление, по зубам, по зубам тебе! Знаю я, зочешь ты, чтоб Наташу я вспомнил, угадал?

Маришенька:Да, Максимушка! Я же говорила, всегда мой ответ тебе будет «да»…

Максимушка:Маришенька, а кто такая стрекозка Немо?

Маришенька:Да это та же Наташка, только когда она о себе самой забывает и слишком заботится о других. В эти часы имени у нее нет. Так и получается, что как бы Немо она.

Максимушка:Маришенька, мне очень убить тебя хочется! Можно я это сделаю?..

Маришенька:Слушай, но может быть лучше Наташеньку?

Максимушка:А чем же она хороша?

Маришенька:Она о людях в заботах проводит свой стрековэк. Она молодая красивая, заботливая и очень миловидна, как сказали б, когда это модным словом было. Или лучше проткни ее Немо. Тогда она злой и коварной станет. В какой ни в беде человек, все будет ей надблювать.