Олдос Хаксли - В дороге

Все туристы тешат себя иллюзией, от которой их не может полностью излечить даже богатый опыт странствий; они полагают, будто в путешествии найдется время читать книжки. Им представляется, как в конце дня после экскурсий и переездов или в вагоне поезда они будут прилежно изучать объемистые и серьезные труды, на которые у них в обычной жизни не хватает времени. В двухнедельный тур по Франции они берут с собой «Критику чистого разума», полное собрание сочинений Данте и «Золотую ветвь». Потом они возвращаются домой и обнаруживают, что прочитали меньше главы «Золотой ветви» и первые страниц пятьдесят «Божественной комедии». Однако это не мешает им в следующий раз прихватить в путешествие примерно столько же книг.

Должен сказать, что я в конце концов уменьшил количество томов в моей дорожной библиотеке. Но и теперь порой проявляю излишний оптимизм в оценке своих читательских возможностей во время путешествия. Вместе с книгами, которые удается читать в дороге, я продолжаю складывать в чемодан увесистые тома, уповая на то, что как-нибудь сумею их одолеть. Толстые книги пропутешествовали со мной тысячи километров по всей Европе и возвратились домой, так и не открыв мне свои тайны. Но если прежде я брал с собой только объемистые книги в большом количестве, то теперь беру одну или две, а кроме них — те, что, по моему опыту, легко читаются в номере отеля после целого дня экскурсий.

Хорошие книги для дорожной библиотеки должны обладать несколькими свойствами. Такую книгу можно открыть на любом месте и найти там что-то интересное, целостное и, по возможности, короткое. В путешествие бесполезно брать книгу, требующую сосредоточенного внимания и длительных умственных усилий: путешествие обычно продолжается недолго и предполагает физическую усталость, так что бывает трудно собраться с мыслями.

Вряд ли можно найти что-нибудь лучше поэтической антологии, где каждая страница содержит нечто целостное и завершенное. Короткие паузы в самозабвенном познании мира приятно заполнить чтением стихотворений, как правило, легко запоминающихся, ибо мозг туриста, отказываясь от логических экзерсисов, не прочь получить удовольствие и, не прилагая труда, запомнить несколько мелодичных стихов.

В выборе поэтической антологии каждый путешественник должен следовать своему вкусу. Моей любимой стала «Книга избранных стихотворений и песен, предназначенных для отдыха и прогулок» Эдварда Томаса. Томас был человеком широкого кругозора и отличного вкуса, удивительно одаренным. Из многочисленного племени современных версификаторов, которые бормочут что-то невнятное о зеленых лугах, Томас — один из немногих, едва ли не единственный, кто является настоящим «певцом природы» (выражение не самое подходящее, но другого у меня нет) по праву рождения и умению добиться симпатии и понимания. Не все, кричащие «Господи! Господи!», войдут в царствие небесное; тем более немногие, кричащие «Ку-ку! Ку-ку!», допускаются в компанию «певцов природы». В качестве доказательства я советую моим читателям обратиться к любому из многочисленных томов поэзии георгианской эпохи.

Но, помимо поэзии, я рекомендовал бы путешественникам сборники афоризмов или максим. Если они хороши — а они должны быть по-настоящему хороши, так как нет ничего отвратительнее «Великой Мысли», принадлежащей автору, у которого нет и намека на величие, — то лучшего чтения и желать нельзя. Максима читается за несколько секунд, зато на нескольких часов дает богатую пищу для размышлений. И тут никто не сравнится с Ларошфуко. Что касается меня, то я всегда оставляю левый нагрудный карман для малоформатного издания «Максим». Эта книга бездонна и бесконечна. Пройдя целый месяц из своего жизненного пути и приобретя новые знания, читатель обязательно найдет в ней для себя что-то большее. Ларошфуко знал о человеческой душе почти все, так что практически каждое открытие человек может делать, обращаясь к помощи Ларошфуко, который имел величайший дар коротко и элегантно формулировать свои умозаключения. Повторяю, Ларошфуко «почти» все знал о человеческой душе, потому что очевидно, что он не мог знать все. Ему было известно все о душе смертного как общественного субъекта. Однако ему ничего или почти ничего не известно о человеке, когда тот остается один на один с самим собой — когда его не интересуют общественные радости и успехи, столь важные для Ларошфуко. Если же нам захочется узнать что-нибудь о человеке, оставшемся наедине с самим собой, о его отношениях не с другими людьми, а с Богом, то придется обращаться к другим источникам — например, к Евангелиям или романам Достоевского. А вот человек как существо общественное никогда не был описан детальнее, никогда не был проанализирован лучше, чем в «Максимах» Ларошфуко. Естественно, и у него афоризмы бывают разные, однако лучшие — и таких на удивление много — глубоки и основательны. В них заложен богатый жизненный опыт автора. В одной фразе Ларошфуко так много материала, что другому его хватило бы на целый роман. Кстати, меня не удивило бы, если бы я узнал, что многие романисты обращаются к «Максимам» в поисках сюжета и персонажей. Невозможно, например, читать Пруста и не вспомнить о «Максимах» или читать «Максимы», не вспомнив о Прусте. «Le plaisir de Vamour est d'aimer, et Von estplus heureux par la passion que Von a quepar celle que Von donne». «Ily a des gens si remplis d'eux-meme, que, lorsqu 'ils sont amoureux, ils trouvent moyen d' etre occupes de leur passion sans Vetre de la personne qu'ils aiment» [13] «Счастье любви заключается в том, чтобы любить; люди счастливее, когда сами испытывают страсть, чем когда ее внушают». «Есть люди, столь поглощенные собой, что, влюбившись, они ухитряются больше думать о собственной любви, чем о предмете своей страсти». . Что собой представляют все любовные истории «В поисках утраченного времени», как не многословное воспроизведение известных афоризмов? Пруст — это Ларошфуко, увеличенный в десять тысяч раз.

По-моему, для путешествий также подходят афористические произведения Ницше. У фраз Ницше много общего с максимами Ларошфуко; они так же основательны и откровенны. Его лучшие афоризмы — это размышления, спрессованные в одну фразу. Над ними можно размышлять часами, потому что они многое подразумевают. Этим хорошие афоризмы отличаются от простеньких эпиграмм, интересных лишь своей меткостью. Мы удивляемся, читая эпиграмму, и получаем удовольствие, но проходит минутное удивление, и интерес к эпиграмме остывает. Во второй раз та же шутка уже не звучит. А вот афоризм — плод не одного только остроумия. Его эффект не столь мимолетен, более того, чем дольше мы о нем размышляем, тем значительнее он нам представляется.