Клаудиу Агиар - Возвращение Эмануэла

Автомобиль медленно тронулся и покатился по шоссе, убого и беспорядочно чихая, как будто бы демонстрируя тем самым свою неспособность преодолеть обозначившийся впереди подъем. Оглянувшись, я увидел около поста трех споривших полицейских. Они энергично жестикулировали. Старый двигатель тянул из последних сил, и мы еле тащились. Шофер, не отрывая глаз от дороги, пошутил: «Старик, котелок и невод служат до тех пор, пока не прохудится дно, юноша!» Автомобиль, как будто почувствовав себя оскорбленным, выстрелил целую автоматную очередь из выхлопной трубы, набирая скорость на спуске.

Нам предстояло преодолеть серьезное испытание. Начинавшийся подъем был длинным и извилистым. Переехав через реку Сан-Франсиску, недалеко от Порту-Реал-ду-Колежиу, мы оказались в исконных местах проживания древнего индейского племени, почти вымершего. Там эти немногочисленные индейцы назывались ксукурус, дальше — фулниус. Разбросанные по сертанам [10] Сертаны — засушливые степи на северо-востоке Бразилии. , они всюду имеют разные названия, но на самом деле в прежние времена входили в состав большого народа карири, имевшего свой язык и богатую культуру. Теперь от нее остались лишь кое-какие воспоминания, если судить по примитивной керамике, выставляемой вдоль шоссе на продажу как сувениры. Пожилой господин, который вел машину нарочито медленно, рассматривая этот товар, указал на селение, расположенное на другом берегу, уже в Сержипи (оно называлось Каррапишу), и сообщил мне тоном знатока, что керамические изделия оттуда пользуются большим спросом и стоят дорого, возможно, представляя собой последние образцы подлинного индейского искусства, когда-то здесь процветавшего.

Тут же он проинформировал о том, что мы ненадолго задержимся в Пиларе, небольшом городке близ Масейо. Мне уже стало понятно, что ехать молча он просто не в состоянии. Хорошо, что его болтовня не утомляла, была безобидной и даже вызывала у меня интерес. Он говорил обо всем, причем с относительно глубоким знанием дела. Например, когда мы снизили скорость, проезжая опасный поворот, он высказал некоторые соображения, коснувшись технических характеристик автострады, соблюдаемых при строительстве. Должно быть, полицейский Энеас сказал ему, что я в этом разбираюсь. Это могло быть так: «Почти инженер, сеньор!» Что за ерунда! Не отвечая, я слушал его вполуха:

— Посмотри, Эмануэл, на эти кривые перепада высот, а точнее, попробуй мысленно соединить линиями точки, находящиеся на одной и той же высоте. Сразу станет видно, как здорово построено. Думаю, уклоны, согласно принятым стандартам, минимальны. Когда таких стандартов не было, инженеры интуитивно строили точно так же.

Речь шла о простых и даже банальных вещах, но все же я откликнулся на это его замечание, сказав, что сегодня скат или наклон рельефа относительно горизонта определяют по формулам. Для этого достаточно знать две вещи: перепад высот и расстояние по горизонтали. На практике это то же самое, что горизонтальная проекция. Потом одну величину делят на другую, результат умножают на сто и получают таким образом процентное отношение.

Пожилой господин немедленно отреагировал, как настоящий маэстро:

— Верно, мой дорогой, и только так мы сможем узнать, каким будет скат: крутым или пологим, с постоянным наклоном или с переменным.

Следующей рекой, которую нам следовало преодолеть, была Корурипи. Она была уже хорошо видна, когда я почувствовал, что машина теряет скорость, причем не на подъеме, а на абсолютно ровной дороге. Было непонятно, почувствовал ли эту перемену в поведении своего автомобиля мой пожилой спутник, так как, не обращая внимания на возникшую проблему, он спросил меня, знаю ли я, куда течет эта речка. Я ответил, что по всей вероятности она впадает в Сан-Франсиску — в единственную крупную реку, которая есть поблизости.

— Нет, мой дорогой! — ответил он. — Эта речка впадает прямо в океан! Не так далеко отсюда она впадает в Атлантический океан, образуя мыс Понта-ди-Корурипи. Впрочем, все это великолепие обречено на исчезновение, потому что сахарные заводы сбрасывают в нее свои производственные стоки.

Пока он рассуждал об опасностях загрязнения окружающей среды, машина продолжала замедлять ход. Вдруг она захлебнулась в приступе сухого кашля, сотрясаясь всем корпусом, как туберкулезник. Это заставило шофера улыбнуться и свернуть на обочину:

— Старому ослу нужны крепкие удила, дорогой! Мне известны все его капризы. Так как другого выхода нет, остановимся здесь.

Двигатель вздохнул еще пару раз — как будто бы в нем что-то закипело, — и, издав последний скрежет, перестал подавать признаки жизни. Водитель выключил зажигание, немного подождал и вышел из машины. Открыв капот, убедился, что неисправен радиатор. Он подтекал, и температура воды поднялась выше нормы. Устранить поломку было несложно. К тому же река оказалась рядом, так что не нужно было носить воду издалека.

Пожилой господин достал из-под сиденья набор инструментов и уточнил диагноз. Вода вытекала из патрубка. Сначала нужно было его отсоединить. Сняв патрубок и обнаружив в нем с одного конца, в том месте, где крепится хомутик, трещину, он отложил вышедшую из строя деталь в сторону:

— Этот уже ни на что не годится. У меня есть запасной. Надо его поискать. Ну и раз уж мы остановились, давай принесем немного воды из реки!

Берег весь зарос травой и напоминал ухоженную лужайку перед домом. Это заставило нас сесть и засмотреться на воду. Впереди русло изгибалось и река поворачивала в сторону океана. Дул ветерок. Жары не чувствовалось. Я растянулся на спине, подставив лицо под горячие лучи солнца. Мой спутник, продолжавший сидеть, обратил внимание на то, что осталось для меня незамеченным:

— Какого темного цвета стала вода! Когда я был молодым и проезжал здесь, эта река была на удивление красива. Вода в ней была светлой, чистой и настолько прозрачной, что просматривалось дно. Видно было грунт, гальку, мелких рыбешек, сновавших туда-сюда целыми стайками. Теперь они, бедняги, ушли отсюда. И в этом виноваты заводские стоки. Загрязнение приводит к исчезновению животных, но оно убьет и людей.

Не было никакой возможности заставить его помолчать. От загрязнения природной среды он перешел к Амазонии, к ее рекам и растительному миру, и вдруг спросил меня, почему Риу-Негру называется черной. Прежде чем ответить, чтобы не сморозить глупость, я попытался вспомнить, что мне довелось читать или, возможно, слышать на этот счет. Я уже ни в чем не уверен полностью. Но тогда, чтобы лишить его возможности снова начать говорить, сказал, что, должно быть, воду окрашивает присутствие в ней нефти. Не раздумывая, он принялся объяснять, почему реки бывают белыми, желтыми и черными. При этом он стал медленно прохаживаться, поглядывая то на меня, то на воду реки Корурипи.