Марлен Хаусхофер - Стена

За лугами, за соснами садилось солнце, похолодало. Белла и Бычок отдохнули и мирно паслись на новом пастбище. Я бы с удовольствием оставила их на ночь на воздухе, но все же не рискнула и загнала в хлев. Соломы не было, им пришлось улечься прямо на доски. Налив в ушат воды, я оставила их в одиночестве. Тем временем сварилась картошка, я съела ее с молоком и маслом. Лукс получил на ужин то же самое, а пока я ела, вылез из своего укрытия Тигр, привлеченный молочным духом. Попив парного молочка, он, трепеща от любопытства, пустился исследовать хижину. Когда я открыла шкаф, он немедленно туда залез. Какая удача, что в хижине, как дома, на кухне стоял платяной шкаф! С этой самой минуты Тигр смирился с переселением. Его шкаф на месте, это примиряло с жизнью. Там он проспал все лето. Мать его выходить из-под кровати не собиралась, так что я поставила ей немного молока прямо туда, затем вымылась у ручья и легла спать. Окно оставила открытым, и прохладный ветерок овевал мое лицо. Я смогла принести только маленькую подушечку да два шерстяных одеяла, и мне сильно не хватало моего теплого стеганого одеяла. Шуршала солома, но я так устала, что вскоре заснула.

Ночью меня разбудила луна, светившая прямо в лицо. Все было таким чужим, я с изумлением поняла, что скучаю по охотничьему домику. Только когда я услышала, как под печкой тихонько похрапывает Лукс, у меня немного полегчало на душе, я попыталась уснуть, но долго не могла. Встала и заглянула под кровать. Кошки не было. Я искала ее по всей хижине, но без толку. Должно быть, она выскочила в окно, пока я спала. Звать ее не было смысла — она никогда не приходила на зов. Я снова легла и ждала, глядя в окно, не появится ли маленькое серое создание. Это утомило меня так, что я уснула.

Проснулась оттого, что по мне расхаживал Тигр и тыкался в щеку холодным носом. Еще не рассвело, пару минут я ничего не соображала и не могла взять в толк, отчего это моя кровать повернута в другую сторону. Тигр же как следует выспался и был расположен поиграть. Тут я вспомнила, где я и что Кошка ночью сбежала. Я попыталась еще раз ускользнуть в сон от всех неприятностей надвигающегося дня. Это возмутило Тигра, он вонзил когти в одеяло и так заорал, что ни о каком сне больше и речи не могло быть. Смирившись, я села и зажгла свечу. Полпятого, первые проблески зари смешались с ее желтым светом. Утренняя эйфория Тигра была одним из самых обременительных его качеств. Со вздохом поднялась и поискала старую Кошку. Она не возвращалась. Удрученно я подогрела на спиртовке молока и попыталась умаслить Тигра. Молоко-то он выпил, но впал после этого в веселое буйство и прикинулся, будто мои щиколотки — большие белые мыши, с которыми он обязан покончить. Понарошку, разумеется: он бросался с диким рычанием и делал вид, что кусает и царапает, но кожи не касался. Сон улетучился окончательно. От возни проснулся Лукс, вылез из-под печки и принялся веселым лаем аккомпанировать показательному бою Тигра. Лукс вообще спал когда придется; когда у меня было для него время, он бодрствовал; когда времени не находилось и он ничего не мог изменить — он тоже засыпал. Полагаю, что, если бы я вдруг исчезла, он бы лег и больше не просыпался. Разделить восторгов этой парочки я не могла: думала о Кошке. Открыла дверь, Лукс вылетел на улицу, а Тигр продолжал свои бешеные пляски.

Серо-голубое небо розовело на востоке, выпала обильная роса. Занимался погожий день. Странное это было чувство: глядеть в даль, которую не застили ни деревья, ни горы. И это вовсе не умиротворяющее и не приятное чувство. После года, проведенного в тесной долине, моим глазам нужно было сперва привыкнуть к широким горизонтам. И было слишком холодно. Я замерзла и вернулась в дом, чтобы потеплее одеться. Страшно удручало отсутствие Кошки. Я сразу поняла, что она не осталась поблизости, а побежала назад в долину. Но доберется ли она благополучно? Я жестоко обманула ее доверие, а оно и без того было не слишком глубоким. Ее исчезновение бросило мрачную тень на разгорающееся утро. Но поделать я ничего не могла, так что принялась, как обычно, за дела. Подоила Беллу и выгнала их с Бычком на луг. Тигр не обнаруживал ни малейшей склонности к побегу, он молод и покладист, к тому же, наверное, он пока не чувствует в себе сил жить в одиночку.

В то утро я запила свое горе чаем (люблю вспоминать время, когда еще был чай). Его аромат подбодрил, я принялась рассуждать сама с собой о том, что старая Кошка спокойно проживет лето в доме, а осенью радостно меня встретит. Почему бы и нет? Она — тертый калач, чего только не испытала. Некоторое время я неподвижно сидела за грязным столом, наблюдая сквозь маленькое оконце, как краснеет небо. Лукс осматривал окрестности. Тигр посреди игры вдруг утомился и полез в шкаф досыпать. В хижине было совсем тихо. Начиналось что-то новое. Я не знала, что оно мне сулит, но тоска и страх перед будущим постепенно меня покидали. Я видела луга, за ними — полоску леса, а над ней — огромный небесный свод, на западном краю которого бледным серпом висел месяц, а на востоке уже поднималось солнце. Пряный воздух заставлял дышать полной грудью. Я начинала чувствовать красоту лугов, незнакомую и опасную, но полную таинственного очарования, как все неведомое.

Наконец, оторвавшись от завораживающей картины, взялась за уборку. Затопила плиту, чтобы нагреть воды, потом отдраила с песком стол, лавку и пол старой щеткой, найденной в чулане. Процедуру пришлось повторить дважды, причем вода лилась рекой. Уютной хибарка так и не стала, но по крайней мере стала чистой. Кое-где грязь пришлось отскабливать ножом. Не поверю, что полу когда-либо случалось водить знакомство с водой, уж во всяком случае не при пастухе, восхищавшемся накрашенными красотками.

К слову, я не сняла картинку со шкафа. Со временем она даже начала мне нравиться. Она немного напоминала о дочках. Убираться в доме мне нравится. Я оставила окно и дверь открытыми, чтобы проветрить. Просохнув за утро, пол приобрел красноватый оттенок, и я гордилась таким достижением. Тюфяк вынесла на луг, и Лукс тут же на него улегся. Будучи изгнан, он в дурном расположении духа удалился за дом. Он терпеть не мог генеральных уборок, потому что я не разрешала ему шлепать по мокрому. После мытья и проветривания затхлый дух в хижине исчез, а я почувствовала себя лучше. На обед опять была картошка с молоком, и мне подумалось, что пора добывать мясо для Лукса. Я решила заняться этим как можно скорее, ведь рассчитывать на быстрый успех не приходилось, поскольку я совершенно не знала местности. И впрямь, только через день, после четырех безуспешных попыток, мне удалось подстрелить молодого оленя, и возникла очень неприятная проблема. Тут у меня не было ручья, чтобы хранить мясо, следовательно, часть нужно было поскорее съесть, а остаток сварить или пожарить и держать в холодном чулане. Так и получалось, что все лето у нас было то густо, то пусто, а мне приходилось каждый раз выбрасывать часть мяса, потому что оно протухало. Я относила его подальше от хижины в лес, и за ночь оно непременно исчезало. Какому-то зверю в то лето страшно повезло. Вообще с питанием не все было в порядке, ведь картошки тоже было очень мало. Но по-настоящему мы не голодали ни разу.