Станислав Сенькин - Украденные мощи. Афонскиерассказы

В общем, с трудом разобравшись в вышеназванных загадках, наш Жак Пьер впал в депрессию. Если говорить серьезно, то во всех этих тайнах есть элемент сознательной или бессознательной мистификации. Тут он ощутил, что в его жизни что-то должно измениться, потому что так больше продолжаться не могло. Он ходил к психоаналитику, но последний, вместо помощи, настроил его против собственного отца, Жак Пьер был буквально на грани отчаяния. И вот судьба, смилостивившись, показала ему срединный путь.

Все началось, для столь великого события в его жизни, достаточно просто. Как-то он сидел в одном парижском ресторанчике, глядя из окна на порядком поднадоевший силуэт Эйфелевой башни, и увидел на ее фоне двух маленьких китайцев, сидящих за крайним столом. Китайцы о чем-то спорили на хорошо знакомом ему мандаринском диалекте. По очереди, давая оппоненту слово, они ели пиццу, запивая ее кока-колой. Жак Пьер не мог не прислушаться к их беседе. Один убеждал другого в том, что китайцы совсем не националисты, с чем тот был совершенно не согласен:

— Послушай, Ду Вей-мин, мы, китайцы, великие националисты. Как ты можешь с этим спорить? — китаец, так сказать, передал микрофон соседу и принялся за грибную пиццу.

— Ты все передергиваешь! Настоятель сказал мне, что мог бы принять одного — двух иностранцев, если бы они хорошо владели китайским. Это неправда, будто Шаолинь опирается только на коренных китайцев, — Ду Вей-мин стал есть свою пиццу с беконом, видя, что другой спорщик доел свой кусок.

— Но монастырь не приемлет западную культуру! — китаец апеллировал к таким историческим фактам, как опиумные войны, боксерское восстание, культурная революция Мао Цзэдуна и современные расстрелы наркодилеров на стадионах. — Шаолиньские монахи поддержали восстание хунвейбинов, разгромивших Шанхай, некоторые историки даже считают, что они были истинными зачинщиками бунта, — китаец взял стакан с красной шипящей колой.

— Да, конечно, китайская культура почти самая замкнутая в мире, но Ван Дэминь, шаолиньский монастырь, уже готов раскрыть свои секреты миру, поэтому настоятель и ищет европейцев, которые смогли бы перенять истинную китайскую культуру, самую древнюю на земле… — китайцы заказали еще по пицце и продолжали спорить, но французский ученый уже впал в состояние транса. Таких чувств он давно не испытывал. Последний раз, может быть, когда он в четырнадцать лет прочитал «Невероятные приключения экспедиции Барсака».

Слово «секреты» послужило для Жака Пьера, как звонок для собак Павлова, самым сильным естественным раздражителем, разгорячившим его любознательность, словно медную руду в доменной печи. «Перенять истинную китайскую культуру, — эти слова симфонией радости звучали в его сердце, — самую древнюю на земле». Через три дня он уволился из университета и полетел в Китай.

Поднебесная приняла француза настороженно, но, увидев его искреннее восхищение китайской культурой и желание даже пожертвовать своей европейской сущностью ради ее познания, она раскрыла свои сокровищницы. Настоятель Шаолиня взял Жака Пьера в число послушников. При первой их встрече он коснулся рукой его пульса и сказал:

— У вас, европейцев, есть одна Женщина с Ребенком в руках — я вижу это, как и крест на твоем лбу, — Она хранит вас от зла. Но наш, китайский, бог сильнее всех, — увидев склоненную в почтительности голову парижанина, настоятель довольно ухмыльнулся и почесал бритый затылок.

Через двадцать лет Жак Пьер, ставший к тому времени монахом Сюй Чжун-шу, изучил стиль пьяной обезьяны Кун-фу, а также стал мастером Ци-гун. Он носил шафрановую накидку, брил голову и почти забыл родной французский язык. Но настоятель готовил его для одной миссии, о которой ему самому пока ничего не было известно.

Однажды брат пришел в его комнату. Сюй Чжун-шу медитировал, представляя в уме разлагающийся труп. Он, почувствовав на периферии сознания присутствие человека, по всем правилам вышел из медитации и кивком головы приветствовал брата, который поклонился и сообщил ему известие — настоятель приглашал его на беседу.

Настоятель медитировал, когда Сюй Чжун-шу подошел к его террасе. Он сидел, погруженный в глубокий транс, его оранжевая накидка и сосредоточенное лицо гармонировали с лучиком солнца, оставившим на ровной поверхности его черепа сияющий блик. Прождав с полчаса в почтительной позе, француз усльГ-шал, как учитель, не выходя из медитации, произнес:

— Один мудрец говорил, что великое царство — это низовье реки, удел поднебесной, самка поднебесной. Самка всегда невозмутимостью одолевает самца, — он приоткрыл глаза и поднял свою руку. — Сюй Чжун-шу, наша великая культура готова подчинить себе западный мир. И мы сделаем это не так агрессивно, как европейцы, но мягко, превосходством своей древней мудрости, — настоятель кивком головы повелел сменить почтительную позу на дружескую. Это была великая честь, и француз впервые ее удостаивался. — Сюй Чжун-шу, хотя ты и не приобрел прекрасный узкий разрез глаз, и цвет твоей кожи такой же белый, как прежде, но душа твоя, без сомнения, китайская, как и у меня.

— Спасибо, учитель, — бывший Жак Пьер млел от восторга.

Настоятель вновь поднял правую руку в знак того, что ему следует молчать:

— Мне надлежит тебе сейчас изречь один секрет. Слушай! Мастерство наших великих учителей достигло того, что мы видим каждое явление этого мира, каждый его уголок открыт взору китайских мудрецов. Ха! — старый монах с огорчением продолжил. — Вот только одно место на земле недоступно нашему видению, смотри, — настоятель поднял лежащий на полу свиток и раскрыл его, это была карта Средиземного моря, — смотри, Сюй Чжун-шу, это так называемая Святая гора Афон.

— Я знаю про это место, учитель, даже хотел когда-то туда поехать, но почему-то все сорвалось.

— Что ты знаешь об этом Афоне?

— Что туда не пускают женщин, и что там живет несколько тысяч монахов-ортодоксов.

— Ха! Все это пустое! Мы узнали об этой горе довольно много, но до сих пор не понимаем, почему, какие духовные силы нам препятствуют. Нам! Понимаешь? Для нас, чтоб ты понял, это все очень важно, Сюй Чжун-шу, — настоятель шумно и надменно выдохнул. — Ха! Какая-то молодая европейская традиция ставит нам вопросы для разрешения! Ты должен поехать туда, Сюй, и разузнать все, что есть в этой традиции необычного. Ты поедешь, вооруженный знаниями китайских мудрецов, во всеоружии, думаю, что справишься. Ты сильный.

— Готов служить вам, учитель, — монах вновь занял почтительную позу.

Настоятель скрестил руки в молитвенном жесте:

— Я думаю, что монахи на Афоне, втайне, практикуют боевые искусства. Нужно узнать, что это за наука, и наши мудрецы подберут к их европейскому яду достойное противоядие. Да благословит тебя небо, сын мой. Сам Будда будет помогать тебе на этом пути, — он помолчал минуту и опять презрительно хмыкнул. — Ха! Святая гора! Посмотрим, что она из себя представляет. Какое наказание, Сюй Чжун-шу, ты выберешь себе, если тебе не удастся выполнить возложенную на тебя миссию?