Маргарита Меклина - У любви четыре руки

Марьяна познакомилась с Ребеккой в классе Мерзона. Дэниэл Мерзон был дородным мужчиной, однажды рассказавшим о том, как мать его сына, поссорившись со своей женой-лесбиянкой на кухне, принялась рубить головы цыплятам — одну за другой!

«Не заладилось что-то у них… А девятилетний ребенок, мой сын, напугался до смерти и хочет мам помирить».

Рассказ назывался «Цып-цып».

Сына Дэниэл навещал в выходные, а в начале недели, сияя, показывал студентам свой новый роман «Супергей». «…В юности я жил на пособие, бедствовал — и тут сан-францисский „Уикли“ поместил обо мне репортаж. Пришел за талонами на еду и сунул газету кассирше под нос!»

Мерзон и Марьяну научил сочинять в срок, поставлять тексты без скидок на вдохновенную прихоть, лепить фабрикаты фраз — знать, что такое дедлайн .

После его лекций прошло уже несколько лет, но чем дальше Марьяна от себя молодой отдалялась, тем сильнее хотелось поведать о том, как все началось: о том, как, в двадцать два года приехав в Америку, она печатала на машинке в комнате, которую делила с отцом, и квартирант-итальянец бешено барабанил кулаком в переборку; о том, как она, придвигая пишмашинку к себе, подставляла одеяло под лапки и продолжала писать (слова утопали в ворсистой заглушке) — джинсы, жилетка, купленные еще в СССР китайские бутсы, удивительная способность управляться с развалюхами-тачками, что-то туда заливать и чинить… Как грубовата и незамысловата была она внешне, и какими муками раздиралась душа!

«Ребекка, после класса подошла Марьяна к Ребекке смущаясь, можно тебя подвезти?» — у Марьяны в кармане был электрошок для самозащиты: как-то в Питере на нее набросился слюнявый дебильный мальчишка с узкими глазами и нечеловечески белым лицом.

Марьяна слышала шаги за спиной, но не обратила вниманья. Набрала код на двери, оглянулась, пропустила мальчишку вперед, а сама не вошла. Переждав, увидела: дверь распахнулась. Мальчишка появился в проеме. Он выходил — она наконец решилась зайти. Он протиснулся в подъезд сразу за ней. Прыгнул на ее спину, повис. Они молча боролись. На Марьяне была юбка, волосы собраны в кокетливый хвост. После этого случая она переключилась на брюки и стала носить с собой шило, а в Америке шокер [4] Шокер или электрошок, устройство, поражающее электрическим током. — мало ли что.

Они шли с Ребеккой к машине, и Марьяна вежливо с высоты своего роста к Ребекке склонялась (ей нравилось, что она охраняет Ребекку). У автозаправки тусовались афроподростки. От группки отделилась девица — «есть закурить?» Марьяна, прикрывая Ребекку, будто бы не замечая вопроса, повернулась к девице спиной.

Сзади прицельно ударили по поджилкам. Марьяна удержалась на ногах, они с Ребеккой вскочили в машину и сорвались с места.

На объявление Марьяны откликнулась Лиз.

У нее были рыжие волосы, дочка и дорогой мотоцикл. За плечами — служба в полиции: ушла на раннюю пенсию (ей было тридцать три года) после нервного стресса.

Лиз предложила за Марьяной заехать, чтобы отправиться загород и посмотреть ее дом. Марьяна, с наэлектризованной (час перед зеркалом) мальчишеской стрижкой, в брюках «банана репаблик», ждала на обочине Лиз.

«У тебя было… ну… это?..». — спросила Лиз, едва Марьяна уселась за ней.

Марьяна замялась (она тогда еще не познакомилась с Каролиной). А Лиз сказала: «Я приготовлю лазанью. Я была замужем. Мы разошлись».

Но сначала они с дочкой погуляли по пляжу. Марьяна глубже засовывала серьезные тонкие руки в карманы штанов и чувствовала себя главою семейства. Она была младше Лиз на одиннадцать лет.

Вернувшись с прогулки, уложили спать дочь. У Марьяны заныло в груди. Нужно ли ей обнять Лиз? Ждет ли этого Лиз? «Садись», обратилась к ней Лиз, плюхнувшись на пол. «Садись ближе, садись рядом со мной». Марьяна придвинулась к Лиз. «Давай!» — Лиз протянула Марьяне деревянную трубку. «Что это?» — растерялась Марьяна. «Трава». «Где ты ее покупаешь?» «В Севен-Илевен [5] Севен-Илевен — 7/11 — популярная сеть магазинов с предметами ширпотреба, холодными закусками, горячей едой. — Лиз хохотнула — через дорогу, вот там». Убрала в холодильник остатки лазаньи и отвезла Марьяну домой.

А вскоре Марьяна получила письмо, в котором Лиз объясняла, что до их встречи не могла определиться, стоит ли ей быть с женщинами или нет, но, проведя целый день с бесконечно милой Марьяной, поняла, что решительно нет.

На улице незнакомка задала Марьяне вопрос.

Вопрошавшая была в очках от солнца, задорного вида, и из-под джинсов у нее высовывался узорчатый ковбойский сапог. Марьяна головой замотала (она тогда еще плохо знала английский) — ведь к отцу ее, пытаясь вынюхать оборонные тайны, уже приходил агент ЦРУ…

Незнакомка вдруг растерялась: «бог мой, ошибка! ошибка!» (Марьяна отошла на полблока), «простите!» (Марьяна отошла на все два), «я только хотела пригласить вас в кафе!» (незнакомка — мечтала Марьяна — бежала за ней).

И тут, составив в уме домино слов из мимики губ, Марьяна наконец поняла, что вовсе не интервью хотела та взять, а угостить Марьяну кофе с десертом. А уж что там за сладкой трубочкой крылось — как и за ее солночками, нельзя разглядеть.

Многое, воображала себе, трепеща, неискушенная в сексе Марьяна, многое — и это, и то.

И вот Марьяна познакомилась с Даной. И оказалось, что Дана когда-то была девушкой Дины, с которой Марьяна познакомилась до того, как познакомилась с Даной. Однако, Дина не знала, что Марьяна встречается с Даной, а Дана не знала, что Марьяна встречается с Диной.

Дана и Дина жили в одном и том же районе, так что Марьяне было удобно — в полдень проведет время с Диной, а вечером уже обедает с Даной.

Дина чуяла, что творится что-то не то, и поэтому оставляла на шее Марьяны засосы. А Дана, когда Марьяна к ней приходила от Дины, обнаруживала это клеймо.

Но тут Дана позвонила по какому-то поводу Дине, и Дине открылось, что Марьяна ночует у Даны, а Дане — что Марьяна обманывает ее с Диной. И они стали Марьяну между собой обсуждать, сокрушаясь, как две радушные матери — одну нерадивую дочь, и под конец Дина Дане сказала: «ну хорошо, пусть Марьяна будет твоя».

Новсе же затаила обиду. Уехала в другую страну, а через полгода вернулась и известила Марьяну о том, что будто бы завершила роман и будет из него отрывки читать. На афишке было приписано так: «Марьяш, приходи!» — и под этими словами оттиснуты губы.

Марьяна, приодевшись, пошла.