Джеймс Олдридж. - Дипломат

– А что?

– Кто-то мне пакостит, – со злостью сказал Эссекс.

– Вы радоваться должны. Уезжайте домой, а с этой ерундой пусть другие дураки возятся.

– Джон, образумьтесь вы хоть на несколько минут.

– Вот то же самое и я вам говорю. Образумьтесь и уезжайте домой.

– Вы сегодня поедете со мной? – Эссекс уже потерял терпение.

– Конечно, нет. – Асквит взъерошил волосы и нахмурился. – Я никогда не езжу на приемы. А сегодня тем более не поеду, потому что не желаю мешаться в эту свару, которую вы затеяли. И не советую вам впутывать Кэти. Если уж она вам так понадобилась, увезите ее в Лондон – и дело с концом.

– Вы невозможный человек.

– Все дело в том, что вы уже побиты и только сами этого не замечаете. Бедненький Гарри! Ну, желаю вам повеселиться, закричал Асквит ему вслед. – Завтра утром приходите и расскажите, как разворачивался бой.

Но Эссекса уже не было в комнате. Асквит посмотрел на свои ноги, потом на аккуратную стопку варшавских сводок на краю стола и яростным пинком снова расшвырял их по комнате. После этого он счел свой рабочий день оконченным и пошел домой утешаться в обществе единственного настоящего человека – своей жены.

Время тянулось для Эссекса несносно медленно. Почти весь день он провел у себя в комнате, немножко почитал, затвердил наизусть несколько строк из Пушкина, распил еще одну бутылку шампанского. Потом со вкусом, обстоятельно стал готовиться к вечеру. Принял ванну, побрился, надел шелковые носки и лакированные туфли, прикрепил к смокингу свои орденские планки, вдел бриллиантовые запонки и полюбовался в зеркало достигнутым результатом. Свежее лицо, прямой стан – на вид ему можно дать лет тридцать, не больше. Только волосы портят дело: уж очень поредели, и седина слишком сильно проглядывает. Он обильно смазал волосы бриллиантином для блеска и, наклонясь за щеткой, чтобы пригладить их, заметил вдруг на столе миниатюру с изображением усмехающегося итальянца. Эссекс внимательно – уже в который раз – вглядывался в его выразительное лицо. Все-таки, кто же он такой, этот Джеронимо? Большинство миниатюр этого периода – портреты почтенных купцов или утонченных аристократов. Но Джеронимо – ни купец, ни аристократ. Размышляя об этом, Эссекс надел шубу и спустился в холл, где его должен был дожидаться Мак-Грегор, а может быть, и Кэтрин.

Мак-Грегор явился почти одновременно с ним – в сером костюме. По дороге он снял с вешалки свое пальто военного образца и на ходу надевал его. Щеки у него блестели после бритья, мальчишеские вихры были тщательно приглажены. Странный все-таки малый, подумал Эссекс. По виду типичный шотландец, но вдумчивость у него не шотландская.

– Жаль, я не предупредил вас, что нужно было захватить смокинг, – сказал Эссекс, деликатно принимая на себя ответственность за будничный вид Мак-Грегора.

– А у меня нет смокинга, – сказал Мак-Грегор.

Эссекс рассмеялся. Когда Мак-Грегор в хорошем настроении и не придирается, лучшего спутника и пожелать трудно.

– Ну, теперь нехватает только Кэти, – сказал Эссекс. – Она не говорила, поедет или нет?

– Нет, не говорила. – Мак-Грегор направился к двери. Он, видимо, не рассчитывал, что Кэтрин придет. Но Эссекс все еще стоял у лестницы в ожидании.

Кэтрин Клайв не спустилась с лестницы. Она вошла в дверь снаружи. И сейчас же в холле пахнуло свежим морозным воздухом, словно она сама была частью московской зимы. Меховая шубка свободно висела у нее на плечах, голова была непокрыта. Из-под шубки виднелось голубое платье, доходившее до носков позолоченных туфель. Она потерла руки и принялась натягивать перчатки.

– Ну что же вы? – спросила она оторопевших мужчин. – Едем?

Эссекс перевел дух.

– Кэти, – сказал он ей. – В вас вся красота российских снегов. Идемте. Мы едем во дворец на бал.

У подъезда ждала машина. Это был не посольский ролс-ройс, а небольшой автомобиль Асквита. За такую мелочность Эссексу сильно захотелось прибить Дрейка. Но он уселся рядом с Кэтрин и сразу забыл о Дрейке.

Мак-Грегор занимал откидное сиденье впереди, и у него было такое чувство, будто те двое, сзади, – совершенно чужие ему. В первое же мгновение, когда он увидел Кэтрин на пороге холла, Кэтрин, которую он знал, исчезла для него. Это была другая Кэтрин – просто знакомая Эссекса. От ее ли великолепия, столь неожиданного в будничной Москве, от того ли, что сам он вдруг почувствовал себя скромным и маленьким, но эти двое позади казались ему людьми чужого мира. Блестящая придворная красавица уничтожила прежнюю Кэтрин, и обе были для него безвозвратно потеряны. Он сидел и молчал; еще никогда в жизни не чувствовал он себя таким одиноким.

– Так что же сказал Дрейк, моя дорогая? – спросил Эссекс.

– Ничего не сказал. Он еще не знает.

– Мне очень жаль, что я вас подвел.

– Меня никто подвести не может, – ответила Кэтрин.

Ехать было недалеко, и машина вскоре свернула к подъезду большого особняка, из высоких стрельчатых окон которого лился свет.

– Раньше это была резиденция какого-то свеклосахарного миллионера, – пояснила Кэтрин. – Все эти особняки достались революции в дар от старого режима.

– Молотов живет здесь? – спросил Эссекс. Машина подкатила к высокому крыльцу с колоннами и остановилась.

– Нет. Местожительство Молотова и других никому не известно. В России не принято выставлять напоказ свою частную жизнь. А это – специальное помещение для приемов и для иностранных гостей.

Внутри перед ними открылась широкая мраморная лестница, и Эссекс обрадовался: фон для эффектного появления превосходный. Они сдали свои пальто проворным пожилым гардеробщикам у подножия лестницы, где вешалки уже ломились от тяжелых шуб, меховых манто, шинелей, раззолоченных фуражек, каракулевых шапок и самых обыкновенных кепок, какие обычно носит рабочий люд, и стали подниматься по лестнице.

Стук золотых каблуков Кэтрин о мрамор лестницы расчищал им дорогу в толпе. Эссекс шел с Кэтрин, а Мак-Грегор следовал позади. Кэтрин вся была голубая с золотом, и Мак-Грегор никак не мог охватить ее взглядом – почему-то ее облик дробился перед ним на отдельные части. Лиф ее голубого платья был густо расшит золотом, в ушах качались тоненькие подвески серег, переливавшиеся в электрическом свете. На шее не было никаких украшений, и в вырезе платья немножко угловато выступали ключицы, но это шло к ее красоте, к правильным чертам лица, длинной шее и волнистым волосам. Эссекс величаво выступал рядом; он явно демонстрировал ее, и от Мак-Грегора это не укрылось.

На площадке лестницы Кэтрин оглянулась. – А где же Мак-Грегор?

Он в эту минуту нагнал их и вдруг увидел совсем близко ее лицо.

– А, вот вы! Что вы там застряли?