Мартин Сутер - Кулинар

Мараван ответил не сразу, как будто размышлял о том, насколько она права.

— Нет, — покачал он, наконец, головой. — Но всё хорошее в ней связано с этим ароматом.

И он рассказал Андреа обо всех кухнях — больших, фешенебельных, и простых, тесных, — на которых работал вместе с Нангай. Где-то посредине рассказа тамилец извинился, быстро поднялся со своей подушки и исчез за дверью, появившись через некоторое время с первым блюдом в руках.

Это были две переплетённые ленты коричневого цвета, одна хрустящая, другая мягкая и упругая. Обе состояли как будто из одного сладковатого на вкус вещества и в то же время качественно отличались друг от друга как день и ночь. Андреа не могла вспомнить, когда она последний раз пробовала что-нибудь столь же необычное и приятное на вкус.

— Как это называется? — спросила она.

— «Мужчина и женщина», — ответил Мараван.

— И какая из них женщина?

— Обе.

Он подлил гостье шампанского — «Боллинджер спесиаль кюве», сто тридцать франков за бутылку по винной карте «Хувилера», — собрал со стола тарелки и снова вышел на кухню.

Андреа сделала глоток и посмотрела на свой бокал, со дна которого всё ещё поднимались редкие пузырьки, наполненные мерцающим светом.

— А это что такое? — спросила она Маравана, когда он поставил перед ней следующее блюдо.

— «Север и юг», — отвечал тот.

На тарелке лежали три ярко-жёлтые фигуры неправильной формы, похожие на кусочки серы. Прикоснувшись к ним, Андреа ощутила холодную и твёрдую поверхность, однако когда, следуя примеру Маравана, надкусила одну, её содержимое оказалось тёплым и нежным и таяло во рту, превращаясь во что-то вязкое, сладкое и необыкновенно приятное, похожее на экзотическую конфету.

Между этими ледяными на ощупь шариками на тарелке находились рулеты, тоже прозрачно-жёлтые. Сквозь верхний желеобразный слой просвечивали шафрановые волокна оранжевого оттенка. Нужно было решиться взять в рот эти странные цилиндры, как и те, похожие на серу шарики, но когда Андреа всё-таки сделала это, их вкус оказался достойной наградой за её мужество.

— Это ты сам придумал? — поинтересовалась она.

— Ингредиенты я взял из одного древнего рецепта, моя здесь только технология.

— И название, конечно, тоже, — предположила Андреа.

— Я назвал бы это блюдо, как и предыдущее, «Мужчина и женщина», — ответил Мараван.

В последней фразе Андреа послышался непристойный намёк. Или это просто её воображение так разыгралось? Она решила, что ей всё равно.

До сих пор ей было нетрудно есть руками: Мараван подавал закуски. Теперь же настала очередь карри.

И вот перед Андреа стоят три тарелки, на каждой горстка риса особого сорта, на которой, словно на помосте, покоится порция карри со свисающими хлопьями пенки, украшенная глазированной веточкой.

— Карри «Дамские пальчики» с рисом сали и чесночной пенкой, — объявлял Мараван. — Карри с цыплёнком, рисом саштика и кориандровой пенкой. А это, — он показал на третью тарелку, — чураа варай с рисом нивара и мятной пенкой.

— Чураа варай? — переспросила Андреа.

— Это акулье мясо, — пояснил Мараван.

— Ой!

Он ждал, пока гостья начнёт есть, однако Андреа медлила.

— Сначала ты, — потребовала она, а потом смотрела, как Мараван, слепив пальцами шарик из риса с карри, отправляет его в рот.

Первая попытка Андреа подражать ему выглядела довольно неуклюже. Однако, проглотив первый шарик, девушка больше ни о чём не думала, кроме карри. Ей казалось, она чувствует каждую специю. То одна, то другая будто возникала, выделяясь из общего букета, и заново формировала вкус, который менял оттенки, подобно огням фейерверка.

Блюдо оказалось в меру острым. Оно не жгло язык, это был намёк на остроту, вот-вот готовый исчезнуть. Он воспринимался как ещё одна специя, придающая интенсивность вкусовым ощущениям, и оставлял во рту приятное тепло, которое незаметно рассеивалось, когда Андреа была готова взять следующий кусочек.

— Скучаешь по родине? — спросила она Маравана.

— Да, — отвечал тот. — Но не по той Шри-Ланке, которую я покинул. Я скучаю по той родине, в которую хотел бы вернуться, справедливой и мирной.

— И единой? — добавила Андреа.

Правая рука Маравана двигалась, словно больше не зависела от его воли и выполняла свою собственную задачу: накормить хозяина. Взгляд Маравана был прикован к Андреа, и, пока рот говорил, рука с очередным рисовым шариком наготове почтительно дожидалась своей очереди.

— Всё сразу? — переспросил он. — И мир, и справедливость, и единство? Об этом можно только мечтать.

— И ты не веришь в это, — догадалась Андреа.

Мараван пожал плечами, и правая рука, словно усмотрев в этом условный знак, пришла в движение, засунула рисовый шарик в рот и потянулась за следующим.

— Я долго верил, — ответил, наконец, Мараван. — Я даже оставил место повара в штате Керала и вернулся на Шри-Ланку.

И Мараван рассказал Андреа о своей учёбе в Индии и работе в разных оздоровительных учреждениях, практикующих методы аюрведы.

— Ещё год — и я стал бы шеф-поваром, — вздохнул он.

— Так зачем же ты вернулся?

Андреа держала в руке кусочек чапати с кориандровой пенкой и сгорала от нетерпения засунуть его в рот. Раньше она и не подозревала, сколько дополнительных ощущений возникает, если есть руками.

— В две тысячи втором году Объединённая национальная партия победила на выборах, — отвечал Мараван, — и все поверили, что настала мирная жизнь. ТОТИ призвали к прекращению огня, начались мирные переговоры в Осло. Всё выглядело так, будто наконец рождается та Шри-Ланка, в которую я хотел бы вернуться и в которой предпочёл бы жить изначально.

Мараван окунул пальцы в таз для ополаскивания рук, вытер их салфеткой и собрал тарелки. Казалось, его действия перетекали одно в другое в едином плавном движении.

Потом он исчез на кухне и вскоре появился снова, держа в руке длинную и узкую пластину, посредине которой Андреа увидела выложенные в ряд блестящие мячики.

Они походили на бильярдные шары из потемневшей от времени слоновой кости и оказались тёплыми, наполненными начинкой, напоминающей засахаренные фрукты, сладкими и пряными, с привкусом сливочного масла, кардамона и корицы.

— А потом? — спросила Андреа голосом ребёнка, которому рассказывают на ночь сказку.

— Потом я получил место конторского служащего в одном из отелей на западном побережье.

— Служащего? — переспросила Андреа. — Но я думала, ты работал чуть ли не шеф-поваром!

— Я ведь тамилец, — пояснил Мараван. — В Керале это не имело большого значения, другое дело — в сингальской части Шри-Ланки. Я три года трудился в конторе.

«И такой художник работал клерком!» — возмутилась про себя Андреа, принимаясь за второй глазированный шар.