Джеймс Олдридж - Горы и оружие

— Когда стемнеет, я попробую спуститься в село, раздобыть лошадь или мула. Без них теперь нельзя. Если на закорках потащу вас, то не дотащу живым.

Мак-Грегор закрыл глаза, опять открыл.

— В селе там человек сто ильхановцев теперь.

— Но что же делать?

— И далеко ли меня увезешь, хотя бы и на лошади? Раны кровоточат. Если даже доберемся до Резайе или Хоя, меня там арестуют и засадят за решетку навсегда. Не стоит и везти...

— Вас никто, кроме ильхана, не узнал. Точно говорю вам.

— А как объясню то, что ноги изрешечены пулями? — проговорил Мак-Грегор, чувствуя, как медленно и трудно дышится.

— В Хое у нас друзья.

Мак-Грегор попытался приподняться, сесть.

— Зря все это, Таха. Уходи без меня.

Уже опять слышались выстрелы, и ближе словно бы. Таха встал.

— Что ж вы, здесь остаться хотите — умереть героем?

— На этот раз выбора у меня нет... — сказал Мак-Грегор, глядя, как на повязках, под коленями, не спеша проступают пятна крови.

Таха присел на корточки, всмотрелся в Мак-Грегора.

— Слабость мешает вам собраться с мыслями.

— Это верно, — сказал Мак-Грегор, закрыв снова глаза, хмелея от изнеможения, от боли, от желания нырнуть в забытье. — Не так все это надо было, не так, — пробормотал он.

— Вы только глаза не закрывайте, дядя Айвор.

— Ильхана мы должны были убить, я знаю, но...

— Да, должны были, а теперь должны выбраться отсюда, чтобы начать все заново на улицах городов, где ждет нас будущее. Не закрывайте глаза и думайте об этом.

Мак-Грегор понимал, что его успокаивают, как ребенка, и хотел сердито возразить, что, несмотря на боль, он в ясном уме, мыслит связно, — но от усилия все спуталось, и он опять провалился куда-то.

— Дядя... Дядя Айвор...

Вокруг темно.

— Мне уже надо идти, — говорит Таха.

— Хорошо, иди.

— Я вам все тут оставил. Вода, хлеб, мясо в рюкзаке. Винтовка лежит у вас слева, автомат кладу справа. Вот так.

— Но это глупо. Автомат возьми с собой.

— Он мне незачем. Слушайте, дядя Айвор. Я, возможно, на несколько дней ухожу. А вы, может, сядете потом, подержитесь настороже. Но я с шумом уйду — будто мы оба спускаемся. Вы поняли?

— Понял.

— Я ведь не знаю, сколько там пробуду.

— Иди спокойно. Но еду давай поделим...

— Я вернусь, дядя Айвор. Я доставлю вас домой, клянусь могилой отца. Вы только сейчас перетерпите, продержитесь, как симорг с израненными крыльями.

— Иди спокойно. А я посижу тут, подумаю, как дальше быть.

— О тете Кэтрин думайте.

— Ладно.

— Домой вернетесь — и все будет хорошо.

— Ладно, буду думать о хорошем.

— Значит, можно мне теперь идти?

Мак-Грегор кивнул, ощущая, что укрыт спальным мешком, а второй подостлан под спину.

— Посади меня, — сказал он.

Таха посадил его к скале, подмостил спальный мешок, сказал:

— Запомните: я, возвращаясь, буду вам кричать с подхода. Так что стреляйте в каждого, кто полезет без предупреждения.

— Я не увижу в темноте...

— Тогда просто сосредоточьте мысли и держитесь. Это главное.

— Ладно.

Таха перешагнул через гребенчатую закраину, ушел. Мак-Грегор слышал, как он скользит с откоса с шумом, с криком; раздалось несколько выстрелов, и снова крики — это все Таха, сбивает с толку ильхановцев, целыми десятками, возможно, залегших кругом.

— Сюда, за мной спускайтесь, — кричал Таха где-то далеко внизу.

Над головой густо чернело небо, льдисто холодели звезды, вызывавшие всегда у Кэти сосущую тоску на этих пустынных высотах.

— Сюда, за мной, — опять донеслось, слабо-слабо.

Выстрел, еще выстрелы, и горная затем тишина, и теперь нельзя спать. Уснуть значит умереть, и потому надо прижать спину к скале, чтобы резнула боль и разбудила. И, вслух застонав от боли, он вспомнил строку поэта Хайдари из Тебриза, услышанную в детстве от отца. «Жизнь — это боль; но боль — это не жизнь».

И, однако, боль сейчас убережет его от смерти. Боль, беда, нерешенность сомнений — вот с чем приходится жить, а не с соловьями, лепестками, розовой водой. И об этом тоже говорил поэт Хайдари, сделавший 986 заключений о боли, жизни и любви. «Отдели их, коль сможешь, одну от другой и от третьей, — сказал Хайдари, — и, разделив, умрешь от пустоты». «От пустоты, значит, я не умру тут. Горе Кэти и мука ее не дадут. И зовущая боль осенневолосой Жизи Маргоз. И вся огромная нерешенность...

А теперь береги силы. Думай четко о Тахе, о трудной задаче думай, стоящей перед парнем. Верь в упругую, непобедимую силу его юности. Положись на его страстную убежденность, на высокое чувство чести, на верность товарищу, стойкость в борьбе, на сыновнюю привязанность, ум, изворотливость, храбрость, крепость, умелость. На истую верность заветам отцов...»

— Сюда, за мной, — глухо, но донеслось — совсем уж издалека. И значит, Таха прошел невредимо.

То ли это удаленность, то ли ледяная тьма глушит сознание. Но снова он вжался спиной в скалу и, ощутив резкую, пронзительную боль, понял, что жив и что рано или поздно Таха появится опять на склоне, подаст голос, подымет в путь, — и в том пути откроются, быть может, у Тахи глаза на альпийские маки и астрагал, на первоцвет и филипии, украшающие горы для жизни и радости, а не для истребительной яростной резни.

ДЖЕЙМС ОЛДРИДЖ — JAMES ALDRIDGE(род в 1918 г.).

Английский писатель, публицист и общественный деятель, лауреат Международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами». Советские читатели хорошо знают Д. Олдриджа по переведенным в нашей стране романам «Дело чести», «Морской орел», «Охотник», «Дипломат», «Герои пустынных горизонтов», «Последний изгнанник». «Иностранная литература» напечатала его романы «Не хочу, чтобы он умирал» (№ 11, 1959), «Сын земли чужой» (№№ 3 — 5, 1963), рассказ «Прощай, Анти-Америка!» (№ 2, 1972), несколько эссе, в том числе «Будущее романа» (№ 9, 1965), «Расставаясь с иллюзиями» (№ 8, 1966), статью «Мораль политики и политика морали» (№ 4, 1973).

В этом номере мы начинаем публиковать его новый роман, являющийся продолжением «Дипломата», — «Горы и оружие» («Mockery in Arms». London, Michael Joseph, 1974).

Восточная форма обращения, означающая «дорогой», «друг».

Столкновение, драка, сумятица (франц.) .

Булочной (франц.) .

Strong — сильный (англ.) . То же значение у французского слова forte. — Здесь и далее примечания переводчика .

Flic — полицейский, шпик, сыщик (франц., разг.) .

Смотрите-ка... (франц.) .