Макар Троичанин - Вот мы и встретились

- Ну, знаете, - сказал сухо, - хорошими друзьями становятся по обоюдному влечению, не так ли?

Но она не захотела принять и малой толики вины за то, что у неё нет друзей.

- Что-то мы заговорились, так и вашей большой зарплаты не хватит. Всего хорошего, будьте счастливы не только сейчас, но и всегда. Звоните, не забывайте, хочу надеяться – друзей.

- Не удастся: на днях улетаю в тайгу.

- Ну, тогда хорошей вам погоды, ровных троп и новых открытий. Не сомневаюсь, что вам не придётся долго думать, как назвать новое месторождение, - это был тонкий и подлый укол в самое сердце, но Иван Всеволодович не стал отвечать тем же, пожалев хорошую знакомую, потерявшую душевный стержень.

- До свидания, Мария Сергеевна, - и отключил мобильник.

А она с силой треснула себя по дурной голове кулаком с зажатым в нём мобильником, бросила телефон на сиденье рядом и включила зажигание – телефонный звонок застал её в «Опеле» на выезде из гаража. Рывком тронула с места и, выруливая на улицу, задумалась, вспоминая, о чём говорили и, главное, как. О чём – не очень важно, а вот «как» её удручало. Не было в разговоре лёгкости и понимания, не чувствовалось, что он по-прежнему принадлежит только ей, а закончили и совсем плохо – скрытой неприязнью. И виной тому – она с её нервическими выкрутасами и ничем не подкреплённым самомнением. Зритель, видите ли, её не устраивает! Надо же до такой лжи дойти в тщеславии! Прима без театра!

Однако, зря она сетовала на то, что осталась без хороших друзей, - один всё же нашёлся. Как-то, возвращаясь после очередного безрезультатного объезда театров, где её отфутболили как какого-нибудь новичка по гнусной рекомендации маститого и мстительного режиссёра, она увидела знакомую фигуру, торопливо вышагивающую по тротуару с зачехлённой гитарой за спиной. Подрулила вплотную.

- Стас! Садись!

Он наклонился, чтобы разглядеть доброго водителя, узнал и быстренько влез в низкий «Опель», аккуратно положив инструмент на заднее сиденье.

- Куда спешим?

Старый хороший знакомый с улыбкой повернулся к ней, довольный встречей и тем, что его подвезут.

- На халяву. – Она взглянула на него с интересом. – Спарились с одним таким же любителем побренчать, как и я, и услаждаем дуэтом плебса в кабаках да в разных мелкотравчатых клубниках. Платят не густо, но слушатели добавляют на лапу и в горло, так что жить можно припеваючи. Скоро на приличную тачку насобираю. А ты? Ты как? Слышал, у Копелевича пухнешь от славы.

Конечно, он знал, что ценой тому было фиктивное замужество.

- Сбежала, - Мария Сергеевна ловко, не останавливаясь, достала из пачки сигарету, закурила, протянула пачку пассажиру: - Хватай!

Тот не отказался, и они задымили так, что пришлось открывать окошко.

- Ну и правильно сделала, - похвалил старую знакомую, отказавшуюся от пухлой славы. – Все знают, что он не только мерзко относится к артистам, но ещё и зажимает их гонорары.

Мария Сергеевна вспомнила, что так и не получила от Копелевича ни рубля.

- Ты знаешь, - пожаловалась, - оказывается, наш народ перестал любить Чехова.

Стас хмыкнул насмешливо и сплюнул в окошко, попав на проезжавший мимо «Мерседес».

- Не народ, - поправил, - ты ошибаешься. Народ сидит голодный у телевизоров без приличных штанов и бабок на театр. Смотреть на вас – смотреть, а не слушать – ходят плевела и мусор, всплывшие на воровстве, спекуляциях и мошенничестве. Ходят не потому, что любят театр больше кабаков, а ради понта, чтобы выпятиться, показаться интеллектуалами и вообще показаться себе подобным. Им не Чехов нужен, а они в театре. Он для них всё равно, что место для тусовки. Ты же видела, как они надуваются в первых рядах, то и дело что-то бормоча в беспрерывно трезвонящие мобильники. Терпеть не могу сволочей! – Стас выбросил окурок в окошко, попав в «Мазду», улыбнулся Марии Сергеевне: - Ты – классная актриса и, если хочешь остаться такой, наплюй на зрителей, играй, как тебе подсказывает душа и сердце, а иначе высокое искусство превратится в обыденное ремесло ради денег и популярности, что мы и видим в современном театре. – «Кого слушать?» - подумала Мария Сергеевна. - «Иван предлагает идти к зрителям, находить контакт с ними, а Стас – идти впереди них, не потакая низким вкусам. Кто прав?». – Настоящие мастера не оглядываются на массу, крикливое мнение которой никогда не бывает верным и справедливым. Вот, наговорил я тебе, как на лекции в Щуке.

- Сам-то ты не очень придерживаешься своих советов, - с ехидцей заметила безработная классная актриса, - променял высокое искусство на кабацкое увеселение.

- Я – другое дело, - оправдывался Стас, - мне создатель не вдул в душу таланта, а вечно прозябать на краю подмостков не хочется. Слушай! – встрепенулся вдруг. – Ты же хорошо поёшь. Давай к нам, сделаем трио, подзаработаешь, пока не занята, пока не влезла в новое ярмо.

И она согласилась, чтобы не сдохнуть от тоски и безнадёги.

Сегодня торопилась на концертик в районный клуб работников и прихлебателей наробраза. С трудом втиснув «Опель» на парковке бедных учителей, пошла ко входу в старинный двухэтажный особняк и сразу же наткнулась взглядом на большое объявление о том, что педагоги захотели создать любительский драмтеатр и приглашают опытного режиссёра или актёра, чтобы возглавил будущий коллектив. «Вот это да!» - удивилась Мария Сергеевна. – «Как скоро он успел помочь, что значит – настоящий волшебник». Не раздумывая, нашла кабинет директорши, и они быстро столковались, тем более что новоиспечённый режиссёр не возражала против ставки учительницы музыки, а директорша видела её в «Марии Стюарт» и читала хвалебные рецензии. Так Мария Сергеевна неожиданно для себя покатила по новым рельсам.

-15-

Наконец-то, летим. За иллюминатором бескрайнее зелёное море. Далеко-далеко, за горизонтом, высятся в сиянии солнца белоснежные пики Сихотэ-Алиня, под «двоечкой» появляются и исчезают узкие горные распадки, заполненные ещё не растаявшим уплотнённым серым снегом, а берега верховьев ручьёв кое-где одеты в сверкающие стеклянные воротники. Но буйство зелёного перекрывает все краски, пряча серо-коричневые осыпи и шрамы скал. Глядя на всё это великолепие жизни, Иван Всеволодович невольно растягивал губы в довольную улыбку, а на душе без земной суеты было легко и свободно, будто и он стал ястребом, что в паре с подругой чертит круги, выискивая удобное место для гнездования. Вот показать бы это Марии, она бы в восторге от увиденного напрочь излечилась от театральной ипохондрии и асфальтовой зависимости, и они бы вместе… Стоп! Не туда, однако, залетел, паря! Ну, а Вера? Нет, эта из олимпийцев, слишком рассудительная и холодная, чтобы возбудиться таёжным изобилием, она бы увидела не красоты, а трудности передвижения. Но, может быть, он ошибается, и Веру величие зелёного моря проняло бы до последнего самого потаённого нерва. Скоро узнаем.