Наталья Арбузова - Город с названьем Ковров-Самолетов

Штунде-отель «Эллада». Кафель в ванных, вазы на столиках – все сообразно названью. Вместо отсутствующей Афродиты на клумбе кой-как установлен расколотый барельеф с флейтисткой, надгробная плита ушедшим временам. Не слышно боле несмелой Зоиной игры. К простой продольной флейте аккуратистка Юленька привязала новую ленту, и темно-вишневая дудочка греется на груди Зоиньки, едущей в аэропорт. С нею в такси, помимо водителя, Даня и девушки Переляевы. В другом авто Киприда с Каминскими, подле шофера там Менелай с картонками на коленях. Шляпы Киприды – особа статья, скоро им трепетать под ласкою бриза. Алла же той порой разбирает уныло белье, а Серафима вяло дает указанья на кухне, да неохотно Людмила деньги считает в саду и Лидия дует губы, что не взяли на Кипр. Мадина стучит посудой – ей новые девушки чистят картошку в защитных перчатках и тихо романсы поют. Неспешные будни борделя… а самолет взлетел.

Стоило лишь Киприде воздушными путями покинуть брега Невы, как на них немедля обрушил свою силу атлантический циклон, и целый год аномально хорошей погоды ушел в прошлое. Жители северной столицы, застигнутые кто где ненастьем, схватили в тот день жесточайшую простуду. Если она и не оказалась смертельной, подобно горячке Акакия Акакьевича Башмачкина, то во всяком случае посещаемость павловского особняка снизилась существенно и надолго. Холодный ливень хлестал много дней на мраморные плечи бомжа возле бывшего кинотеатра, на фасаде коего поверх названья было теперь натянуто мокрое полотнище с надписью: шкафчик and диванчик. Беспричинные слезы, невидимые миру при столь неблагоприятных атмосферных условиях, струились из пустых глазниц изваянья. Нехитрые городские цветы вкруг его забредшей на клумбу левой ноги сникли и почернели. Другой бомж, пребывающий во плоти человеческой, единственный пока обитатель коммуналки на Литейном, проснулся поздним утром после дождичка в четверг. За стеклами на карнизе белел снег. Ленивец пошарил под кроватью, достал бутылку, отхлебнул, пощупал батареи – ура, затопили! и уснул крепким сном неправедных. Кажется, судьба опять взыскала не того кого надо. Ведь истинным рыцарем красоты явил себя Тот, кто стоял посреди клумбы.

Три богатыря – Егор, Антон и Борис – гриппом не переболели, будучи своевременно привиты патентованной сывороткой. По первой пороше прикатили в заведенье «Эллада». Птички от шин легли тремя разными узорами на холст ранней зимы – выбирайте, красавицы, какой вам больше нравится. Туи притихли, будто усомнились в том, что они вечнозеленые. Стоял ноябрь, с него же все тогда и началось. Скоро тьма придет, темень темная, темень темная, непроглядная. В борделе богатырям не показалось. Не то, не то… девушки вроде как девушки… ноги, каблуки… магии не хватает. От разочарованья ущипнули Мадину – она одна была на человека похожа – но Лидия такой вольности не одобрила. Сволочь эта Лидия… из грязи да в князи. Лидия была вовсе не из грязи, скорей, может, Егор… Антон с Борисом – те вряд ли. В общем, друг друга не поняли. То есть Лидия-то отлично поняла, что надо менять девочек, но кавалеры уж заказывали по сотовому авиабилеты на Кипр. Прочь от этой тьмы… пусть растет без них слоеный сугроб на треснутой мраморной плите с флейтисткой. Мороз… оттепель… снова мороз. Где-то еще звучит волшебная флейта желанья – в том краю, куда отлетела Киприда. Туда спешат последние птицы, зазевавшиеся было под куполом необычной осени, туда дует спохватившийся Борей, ворочая тяжкие тучи. Туда, туда… все, у кого есть такая возможность.

Зоя Савелкина ходит босыми ступнями по осыпающимся ступеням лестницы, ведущей к вилле «Киприда», что куплена Иосифом Каминским явно за названье. Дудит в свою бедную флейту, как Джельсомина в трубу. Нижние плиты уходят в море, верхние возносятся к вершине холма, там античный портик щемит душу совершенством пропорций. К нему пристроена вилла, ей всего лет двести. Пересчитав в который раз ступени, Зоинька спешит вглубь миртовой рощи – уже нашла там древнее капище. Венера Родосская, записанная как ее, Зоинькина, собственность, стоит в ребристой раковине. Стоит, наверное, с того самого дня, как исчезла с Литейного. Безумная Зоинька не догадывается, что об этом следовало бы сообщить своим спутникам. Носит богине венки из бессмертников, играет мелодии сапфических времен, слетевшие к ней из ноосферы. Священная роща чутко внимает, и некому нарушить полноту гармонии.

Иосиф Каминский такой же хозяин виллы, как Зоинька владелица почитаемого издревле изваянья. Киприда проводит время с младшим Каминским, почти не замечая старшего. Им, Леониду и его несравненной подруге, принадлежат терраса на плоской кровле, тайные внутренние покои с мозаичным полом, каменная скамья на вершине холма, конусы кипарисов внизу и пальмы у берега – всё без изъятья, согласно неписаной дарственной. Каминскому-отцу, однако, осталось не так уж и мало. Кроме своих достоинств и воспоминаний, он сохранил все то, что запросто может отнять не только темница, но и просто нужда. Неотнятое поднималось из моря, клубилось в воздухе, так что все было терпимо. Девушки Переляевы нежно улыбались с обеих сторон другу своему стоику – видно, им было на роду написано принадлежать одному человеку. Сходство же их с Кипридой заметно возросло в этих располагающих к тому краях. Тут до Иосифа Каминского доползли слухи, отнюдь его не обрадовавшие: три толстяка – Егор, Антон и Борис – сняли на троих виллу «Крест» в часе езды от «Киприды». Однако визитов наносить не спешили, наблюдали издали. Следовало принять какие-то меры.

Антон и Борис, бывшие дотоле персонажами почти что склеенными, здесь, на Кипре, явили некоторое различие характеров. Антон уделял больше внимания древностям, Борис – женской половине местного населения. Должно быть, Афродита была не против обоих сих увлечений, поскольку вскоре явилась упомянутым господам во время их совместной прогулки. Егор накануне перебрал и в променаде не участвовал. Двое постояльцев виллы «Крест» увидали грот и в нем украшенную Зоинькиными венками беломраморную беглянку из Питера. Хотели было шагнуть под своды, но хладный камень затрепетал, и богиня удалилась в сумрак рощи, напустив на дерзновенных нарушителей ее уединенья форменный столбняк. Ускользающая красота мелькнула на фоне темной зелени и пропала.

Катя Переляева, несшая через нижнюю залу поднос с чашками, вскрикнула и уронила его. Шоколад разлился, дополнив подтеками узор из коричневых прожилок на каменном полу. Было с чего вскрикнуть – мраморная Афродита стояла серед залы, держа в обеих руках по венку. На крик прибежали еще пятеро домочадцев Зои Киприди. Сама она, находясь в обществе Каминского-сына, не снизошла узнать, что случилось. Но каменная гостья, казалось, рада была и обществу Зои Савелкиной, что весь вечер просидела у ног ее, наигрывая все тот же архаичный мотив. Сестры Переляевы плавно танцевали, обвивая платья около щиколоток, а Иосиф Каминский и Даня с Менелаем отбивали такт. Время бездумно летело. Казалось, и предпринимать ничего не надо, раз богиня изволила сама собой распорядиться. Это было очередное заблужденье. К тому времени уж прибыла так называемая охрана Егора Парыгина, и было их, этих псевдоохранников, человек двенадцать.