Мириам Гамбурд - Рассказы

Сюзанна сняла квартиру, оплатила любимому услуги стоматолога и после года упорных занятий прошла гиюр и завела в доме кошерную кухню. Есть эту ее стряпню Йоси отказался, он предпочитал хумус, который готовил неопрятный грузный иракец в забегаловке на углу. Напрасно тщилась Сюзанна, ставшая после перехода в иудаизм Саррой, разделить с ним эти трапезы — ее желудок, увы, противился каше из тертых бобов. Попытки соблюдать субботу и вовсе провалились — по субботам Йоси любил смотреть по телевизору футбольные матчи.

Семья Коэнов — пять братьев и старуха мать — прослышали о блондинке-чужачке. Братья, один — старьевщик в Яффо, специалист по скупке краденого, трое — совладельцы гаража и один профессор-окулист, — постоянно враждовали друг с другом, но перед лицом врага сплотились: все были против Сюзанны-Сарры (и окулист тоже). Не родня она коэнам! Напрасно волновались — речи о свадьбе не было.

Когда Сюзанна забеременела, Йоси требовал аборта, потом осыпал проклятиями ее живот, а перед родами исчез. Ребенок родился смуглым и рыжеволосым, ну прямо как царь Давид, которого «зарыжила» прабабка Руфь. Давидом его и назвали. Появился Йоси через два года, наверное, до него дошли слухи о том, что растет удачный сын, и подарил малышу игрушку-зайчика. Встреча с отцом потрясла Давида. У всех были папы, только у него — нет. А тут вдруг оказывается, что и у него есть — самый настоящий собственный папа Йоси. Первой осмысленной фразой ребенка была: «Я хочу всегда жить у папы». Коэн признал отцовство, и суд обязал его платить алименты.

Алименты он не заплатил ни разу — «нет денег, нигде не работаю», но нашел необходимую сумму, чтобы нанять адвоката и закрыть Сюзанне с сыном выезд из страны под предлогом того, что иностранка собирается выкрасть ребенка.

Почетный ректор архитектурного института и магистр масонской ложи господин Ван Дер Вельде приехал в амстердамский аэропорт встречать прилетавших на пасхальные каникулы дочь и внука, а встретил чемодан и детскую складную коляску. Сюзанну сняли с рейса в последние минуты перед вылетом. Объяснений никаких он не добился, дочь увел полицейский — вот и все. «Подождите минуточку, мы запросим израильские службы». Пожилой джентльмен вообразил скверную историю, связанную, конечно, с отцом своего внука, и в этом не ошибся. «Сюзанна арестована, ребенок… где же ребенок?» Кто-то подхватил оседающего господина, вызвали «скорую», и отец Сюзанны скончался в машине, не доехав до больницы. События совпали с праздником Песах. Сюзанна металась от одних запертых канцелярских дверей к другим, чтобы снять запрет на выезд.

Похороны откладывались дважды. Адвокат Йоси предложил ей съездить одной, мальчик останется у Коэнов, там за ним присмотрят. Она поступила опрометчиво — согласилась. Сына Сюзанна увидела только через полтора года. О Давиде она знала лишь, что он жив. Полиция в дело не вмешалась — все решит суд. Судебные заседания постоянно переносились, казалось, они для того только и собирались, чтобы назначить новое число. «Решение такого важного дела, как судьба ребенка, не терпит поспешности, гражданочка». Адвокат пошел навстречу клиентке и брал с нее полцены за отмененные заседания.

Как-то раз Сюзанна оказалась в переполненном судебном зале ожидания вместе с семьями пострадавших от теракта, родственниками подсудимых и телевизионными съемочными группами. Арабская хамулла привлекала внимание тележурналистов больше, чем пострадавшие: она охотней позировала и выглядела несравненно живописней. Грузная арабка, по всему — мать террориста, шумно набирала полные легкие воздуха и выдыхала его криком. Подле нее суетились несколько молодых стройных девушек, задрапированных в глухие халаты. Они плескали в лицо кричащей воду из пластиковых двухлитровых бутылок. Унять кричащую пыталась девочка-полицейская, но безуспешно.

Пол в зале быстро превратился в грязную лужу, и арабские мальчишки радостно резвились, били плашмя сандалиями по грязи, прыгали и дразнили съемочные камеры растопыренными рогаткой в форме буквы «V» пальцами. В переполненном зале на скамье напротив, крепко обнявшись, совершенно неподвижно сидела пожилая супружеская пара. Жена, ростом поменьше мужа, опоясала его крупное туловище руками, сцепив их сбоку наподобие пряжки, и прижалась щекой к мужниному животу. Мужчина обнимал жену за плечи. Незнакомая с сигаретой подошла вплотную к Сюзанне и скосила глаза в сторону скорбящих: «У них погибла дочь, старшая, мать говорит, она светилась радостью, как солнышко. Террорист, вы слышали, он научился изъясняться на иврите без акцента и обладает европейской внешностью, я видела, он похож на француза, ненавижу французов!» — «Почему?» — «Потому что они ни за что не хотят говорить по-английски! А вам не мешало бы тоже избавиться от акцента. Вы что, пострадавшая или проходите как свидетель?»

Сюзанна белкой в замкнутом колесе вертелась, не прекращая поисков: полиция, социальные службы, частные детективы, адвокаты, полиция… Когда в третий раз попала к одной и той же социальной работнице, один глаз которой смотрел на правое, другой на левое ухо несчастной подопечной так, что лицо Сюзанны находилось постоянно вне ее поля зрения, — не выдержала и, всегда сдержанная, суховатая и вежливая, разрыдалась и раскричалась не на шутку. Силы, время, деньги, много денег затянула в себя судебная воронка, прежде чем Сюзанна, выбившись из сил, постарев, заболев, потеряв работу, отыскала ребенка. Хорошо еще суд в конце концов разрешил ей видеться с сыном, «которого мать бросила с высокой температурой под дождем одного прямо на улице», а братья Коэны его чудом нашли, «потому что Бог, будь свято его имя, не оставил бедного мальчика тогда, когда родная мать его оставила, а сама уехала в Амстердам развлекаться. Там одни публичные дома и наркотики, у этих гоев. Так вот она… Какой отец умер? нам об этом ничего не известно. А даже если и умер, это что, детей надо бросать? У нас в семье такого не принято. Просим оставить Давида в приюте, чтобы он мог учить Тору. У матери все равно нет средств его растить — ее уволили из-за прогулов. К тому же она не соблюдает субботу — соседи слышали, как по субботам она включает телевизор. Где Йоси? Ну, вам ведь известно — он в тюрьме, где же еще».

Социальная работница на запрос суда охарактеризовала Сюзанну как истеричную, лицемерную, имея в виду, наверное, ее излишнюю вежливость, и очень агрессивную женщину.

С Йосефом Бар Меция Сюзанна познакомилась случайно. Бар Меция был районным ухажером и поэтом. Поэтом его считали старомодным, и чем больше он силился казаться современным, тем вернее это словечко прилипало к нему. Когда-то давно он получил приз за подборку стихов, но печатался мало и популярностью не пользовался. Признания он ждал всю жизнь, и оно случилось… в Албании. Местный классик, остро нуждавшийся в деньгах (Бар Меция отвалил ему крупную по албанским — скромную по израильским меркам — сумму), перевел его по подстрочнику, и книжица стихов стала событием в местной культурной жизни. Национальный албанский поэт придал стихам Йосефа космичность и трансцендентность, которых там отродясь не водилось. Йосеф с покорностью склонил голову и позволил надеть на себя лавровый венок. На творческом вечере в Тиране он расчувствовался и проболтался, что не успел получить заказанный для этого случая парик и так и приехал лысым. «И вот таким меня, оказывается, все равно любят в Албании». Сидящие в зале не привыкли к подобным вольностям. Одни решили, что перед ними отважный диссидент, борец за свободу слова, другие приняли его за клоуна.