Всеволод Бернштейн - Эль-Ниньо

Когда я узнал, что из Калининграда к побережью Перу отправляют траулер с научной группой, то почти не удивился. Все к одному: на дворе 91-й год, после Эль-Ниньо 83-го прошло 8 лет. Завершается полный цикл. Если в декабре я окажусь у побережья Перу — увижу «младенца» во всей красе. Какие еще нужны подтверждения того, что я выбрал верный путь?

В том, что я попаду на «Эклиптику», я не сомневался. Не получилось бы с бумагами, просто пробрался бы на борт и спрятался в трюме. О том, зачем мне надо на «Эклиптику», я не говорил никому, даже Цагину. Не поймет. Это мое дело. Я и Эль-Ниньо. Один на один.

Ночь была ясной, только над восточным краем горизонта висела дымка желтоватого цвета. Не серебристая, как бывает в лунном свете, а именно желтоватая, будто это был отблеск огней далекого города. Дымка постепенно сгущалась, обретала очертания и стала напоминать осевшее облако.

На палубу вышел покурить Войткевич. Несколько минут он вглядывался в горизонт, в то место, которое я показал. «Странный туман, — сказал Войткевич. — Никогда такого не видел». Сплюнул за борт и ушел спать.

При слабом ветре туманное облако двигалось. Желтоватые слои наползали друг на друга и перемешивались. Прямо по центру образовался спиралевидный завиток. Появилось уплотнение, сначала бесформенное, однако постепенно, по мере перемешивания слоев, оно стало обретать узнаваемые черты. Можно было различить большую голову, маленькое тельце, свернутое, как запятая. Я будто бы смотрел научный фильм, где в течение пары минут показываются все стадии внутриутробного развития человека. Зародыш уже начал дышать, шевелиться, двигать руками и ногами. Глаза заболели от напряжения, я закрыл лицо рукой, когда убрал ладонь — облако было на месте.

Через минуту я барабанил в дверь каюты помощника по науке. Прибылов уже собирался ко сну. Услышав мой рассказ, он со вздохом натянул рубашку, сунул ноги в сандалии и пошаркал за мной на палубу.

— Прохладно, однако! — поежился шеф, когда мы оказались на свежем воздухе. — Ну, что тут у тебя?

— Вон там! — я указал рукой на восток.

— Что там? — Прибылов начал всматриваться, щурясь. — Ничего не вижу.

— Ну как же? Туман! Желтый! Точнее, желтоватый. Очень странный.

Прибылов снял очки. Потом снова надел.

— Ничего не вижу. Вообще ничего.

— Как же так!? — растерялся я.

«Конечно, он же близорукий, да вдобавок темно,» — мелькнуло в голове.

— Подождите-ка! — у противоположного борта ближе к корме копошились темные фигуры. Приглядевшись, я узнал неразлучную парочку — рыбмастера и рефмеханика, они налаживали снасти для ловли кальмаров. Я сбегал и привел Фиша.

— Смотри туда, — сказал я рыбмастеру и указал на сияние. — Что видишь?

— Вижу дембель! — сострил Фиш.

— Тебя серьезно спрашивают!

Фиш несколько секунд добросовестно пялился в нужном направлении.

— Вижу море, небо и звезды. Красотааа, слушайте! — протянул он. — А я-то, дурак, раньше внимания не обращал!

— Туман видишь?! — я начинал потихоньку выходить из себя.

— Какой туман? — удивился рыбмастер. — Вроде ясно.

— Ну не совсем туман. Сияние такое, похожее на туман! Вон там! — я снова ткнул рукой в темный горизонт.

— Так туман или сияние? — уточнил Фиш.

— Что-нибудь необычное видишь?

— Нет, — покачал головой рыбмастер. Я только развел руками. На секунду в душе зародилось сомнение — вдруг мне это кажется. Но нет! Желтоватые всполохи над темной водой невозможно было не заметить. Они расползались слоями и закручивались в вихри.

Подошел реф Валера.

— Валера! — взмолился я. — Ты-то хоть видишь это?

Недаром они были друзьями с рыбмастером. Все повторилось слово в слово, включая шутку про дембель.

— Не может же это быть галлюцинацией! Я показывал это Войткевичу, и он — видел! — выложил я свой единственный козырь.

— Ха! Войткевич! — воскликнул Фиш. — Нашел, кому показывать! У него и так все в тумане. И сияние вокруг. Прибылов зевнул, пожелал всем спокойной ночи и отправился обратно в каюту.

— Не переживай, студент! — похлопал меня по плечу реф. — Подумаешь, глюк! С кем не бывает…

— Это точно! — подхватил Фиш. — Вот со мной случай был на «Кировске». Сидели в каюте, играли в карты. Дверь была открыта, и видно часть трапа. Я так случайно взгляд бросил. Японский бог! Две голые ноги — шасть снизу вверх по трапу. Маленькие ноги, явно детские. Но я-то знаю, что на борту никаких детей быть не может. Откуда? Ну, думаю, привидится же. Но внутренне так насторожился. Все-таки двадцать лет в море. Критический срок. Котелок может уже и течь дать. Через пару дней выхожу из своей каюты, вижу — опять! В конце коридора детская фигурка. Зажмурился, глаза открываю — нету. Все, думаю, приплыли. Мальчики мерещатся. Ладно бы, черти какие-нибудь, или бабы. А то — мальчики! Вот это меня больше всего напугало. Я аж курить опять начал, хотя до этого два года не курил. Боялся один оставаться. Клянусь! На ночь свет не выключал. И что ты думаешь? — Фиш сделал многозначительную паузу.

— Я эту историю раз пятьдесят уже слышал, — сказал Валера.

— Да не тебя, а студента спрашиваю, — отмахнулся Фиш. — И что ты думаешь, Константин?

Я пожал плечами.

— Оказалось, что зараза, старший механик, взял в рейс своего сынишку девятилетнего. Тайком от капитана. Рейс был короткий, полтора месяца. Думал, недельку-другую малец попрячется, а там уж кэпу все равно будет. Так самое обидное, что об этом пацане в экипаже только двое не знали, я и капитан. Представляешь? Меня просто предупредить забыли, а я чуть умом не тронулся. Вот, курить начал. Два года не курил! — Фиш достал из пачки сигарету и щелкнул зажигалкой.

— Хорошая история, — сказал я. — Только непонятно, к чему ты ее рассказал.

— Да ни к чему! — сказал Фиш, шумно выпуская дым. — К тому, что слететь с катушек проще простого. Особенно в нашем положении. Надо не придавать значения.

— Что значит, не придавать значения?

— Ну, плюнуть на все эти сияния, мерцания. Вот так! — Фиш смачно харкнул за борт. — Ты молодой еще. А я этих сияний знаешь, сколько насмотрелся. По нам с Валеркой давно уже психбольница плачет, правильно я говорю?

— Это точно! — ухмыльнулся реф.

— А в Америке, между прочим, закон есть, если человек полгода в море проболтался, ему в суде свидетелем выступать нельзя. У него психика того… — Фиш пошевелил пальцами над своей шевелюрой, — играет, может все что угодно засвидетельствовать.

— Правильный закон, — сказал реф. — Пошли, что ли, кальмара потаскаем?

— Айда с нами, студент! — предложил Фиш.

Делать нечего, я пошел с ними. Напоследок еще раз пристально посмотрел в восточную сторону. Сияние было на месте. Возможно, не такое яркое, но оно было. Я его видел.