Всеволод Бернштейн - Эль-Ниньо

Ночная ловля кальмаров — очень полезное для нервной системы занятие. Включается прожектор и направляется за борт, на воду. Луч света пробивает глубину на несколько метров. Полуночный морской народец любопытен, как деревенская ребятня, и свет для него — лучшая приманка. Кальмары всегда появляются первыми. Они самые быстрые и, наверное, самые глупые. Их похожие на ракеты тушки стремительно проносятся через световое пятно и исчезают в темноте, с тем чтобы через минуту снова вернуться и пронестись. Или попасться на наш джиггер, хитрую японскую снасть, похожую на грушу с выскакивающими крючками. Кальмар — живое реактивное сопло. Он движется рывками, сжимая щупальца и с силой выталкивая воду, и питается так же — по-реактивному, хватая на лету все, что попадется на его пути. Джиггер очень удобен для хватания, но вот вытолкнуть его уже не удается, крючки выскакивают и намертво застревают в теле кальмара. Самое трудное — это затащить кальмара на борт. Попадаются «кони», как их называет Фиш, по метру длиной и даже больше, и весом килограмм по двадцать. Хорошо еще, что в отличие от рыбы они почти не трепыхаются, так и не успевают оправиться от удивления. Уже на палубе происходит последний раунд борьбы. Чувствуя близкий конец, кальмар прицельно выпускает струю чернил, жидкой фиолетовой дряни с йодистым запахом. Если не успеть увернуться, то отмыться потом будет сложно, а отстирать одежду в наших условиях и вовсе нереально.

Нужно было успеть натаскать кальмаров как можно больше до появления акул. Я поймал трех, Фиш и Валера штук по пять. Пока я извлекал джиггер из последнего пойманного кальмара, Фиш заглянул за борт и произнес негромко:

— Все, перекур! Вот они, красавицы.

Это означало, что подоспели акулы. Я бросил кальмара в поддон и перевесился через фальшборт. Даже если ждешь акул, все равно невольно вздрагиваешь, когда они возникают из тьмы. Неприятный холодок пробегает по коже, хоть и стоишь на палубе высоко над водой. Страшно. И глаз оторвать невозможно. Завораживает. Ночью акулы всегда приходят снизу, будто поднимаются из преисподней.

Сначала, как обычно, подтянулись мелкие акулы-собаки с длинными острыми хвостами, три-четыре штуки, резвые и нахальные, как пригородная шпана. Они успели сожрать кальмара-другого, прежде чем те в панике растворились в ночи. Разогнав свой (и наш) корм, акулы-собаки устроили веселую кутерьму на освещенном клочке океана. Они кружили, гонялись друг за другом, демонстрировали нам фигуры высшего подводного пилотажа. Вдруг разом притихли, замерли, готовые вмиг сорваться и исчезнуть. Это значило, что к нам приближается кто-то серьезный. Так и есть, на границе мрака блеснул грозный отсвет. «Шпану» как ветром сдуло. В освещенную зону неторопливо и торжественно, как линкор, вплыла белая акула. Метра три длиной. Зловещая и прекрасная. Она и не думала гоняться за кем-либо. Здесь она появилась исключительно из «линкорских» соображений: показать всем — и рыбам, и ничтожным кальмарам, и глупым «собакам», и этим неведомым созданиям, устроившим среди ночи иллюминацию, — кто в море хозяин.

— Ух ты, тетя какая! — с восхищением присвистнул реф. — Вот бы ее подцепить!

— Да ну, возиться с ней… — отозвался Фиш.

Акула совершила два церемониальных круга и неспешно удалилась, оставив искрящийся шлейф самодовольства.

После того, как хищники исчезли, по идее опять должны появиться кальмары. Так происходило каждый раз: акулы прогоняли кальмаров, однако и акулам без кальмаров задерживаться резона не было, поэтому они уходили, вместо них опять появлялись кальмары, которые привлекали акул, и так много раз. Мы стояли втроем, облокотившись на фальшборт, и ждали, пока в световом пятне опять замелькают стремительные «ракеты», охочие до японских джиггеров. Я первый увидел в воде огромную тень. В первую секунду подумал, что это мина или даже подводная лодка. В луче прожектора блеснула выпуклая поверхность. Я толкнул локтем рыбмастера.

— Мать честная! — раздался изумленный голос Фиша.

При ближайшем рассмотрении выпуклый круг оказался овалом, по краям показались четыре плоских плавника, похожих на полумесяцы, а впереди маленькая головка на длинной шее. Черепаха! Огромная морская черепаха!

— Мать честная! — снова воскликнул Фиш. — Так! — он быстрее всех вышел из оцепенения. — Я за крючком! Сейчас вернусь! Стойте здесь! Смотрите, чтобы не уплыла!

— А что делать-то? — реф Валера забегал вдоль борта.

— Бросьте ей приманку! Кальмара! Нет! Отставить! — спохватился Фиш. — Акулы учуют! Ничего не бросайте! Я сейчас! — подпрыгивая от возбуждения, он умчался за снастью.

Мы с Валерой не могли оторвать глаз от воды.

— Панцирь! Ты глянь, какой панцирь! — сладострастно прошептал Валера.

Панцирь и в самом деле был роскошным, рельефным, с красивым ячеистым орнаментом. Черепаха не подозревала, что на нее готовится охота, видно, плыла издалека и решила передохнуть в необычном светлом месте. Она зависла прямо в центре светового пятна, лениво подрабатывая плавниками.

Валера вслух грезил о панцире:

— Его вычистить, проварить, отмочить в нафталине — такая вещь получится! Такая вещь!

Через пару минут появился запыхавшийся Фиш. В руке он держал устрашающих размеров стальной крючок, привязанный к толстой леске.

— Все по местам! — скомандовал он. — Студент! Рубани кусок кальмара, — он вытащил из ножен свой нож и бросил мне. — Валера, вяжи конец! — Валера кинулся привязывать леску к шлюпочной утке.

Фиш насадил на крюк треть кальмарьей тушки.

— Постой! — засомневался я. — Черепахи едят кальмаров?

— А что они едят? — Фиш на секунду задумался. — Ты прав! Дуй в столовую за хлебом. Неси полбуханки!

Я помчался в столовую. На дежурном столе там обычно оставляли хлеб и масло для ночной вахты. Пришлось позаимствовать несколько кусков.

Фиш скатал их руками в плотный ком, вонзил в ком крючок, так, чтобы не торчало лезвие, трижды поплевал на него. Готово! Он отмотал сколько нужно лески, прицелился и метнул крючок с наживкой за борт. Комок хлеба плюхнулся в воду в двух метрах от черепахи.

— Далеко! — сквозь зубы процедил Валера.

Черепаха отработала плавниками назад и замерла. Потекли драгоценные секунды. Когда хлеб намокнет, комок развалится, и стальной крючок уйдет в глубину.

Однако, диковинный для морской среды хлебный запах сделал свое дело. Черепаха вышла из оцепенения, вытянула шею и шевельнула плавниками. Осторожно приблизилась, помедлила и ткнулась носом в наживку.

— Подсекай! — простонал реф. — Ну же!

Фиш, закусив губы, не отрываясь, следил за черепахой. Она ткнулась еще раз. Ком хлеба медленно начал тонуть. Черепаха потянулась за ним, и тут Фиш резко дернул леску.