Наталья Лебедева - Миксы

Валерик жутко стеснялся и нервничал. Он не умел говорить с Александром Николаевичем не о науке.

Наконец тот сам спросил:

– Валер, ты чего?

И Валерику пришлось выдавить заготовленный с утра вопрос:

– Александр Николаевич, вы сегодня на машине?

– На машине... – он весело и удивлённо улыбнулся. – А что?

– Мне очень неловко просить вас... даже спрашивать...

– Ну уже проси, – хохотнул Александр Николаевич, – мне уже даже интересно, чтобы ты попросил.

Валерик долго и сбивчиво объяснял про дачу и про ребёнка. Александр Николаевич, наконец, понял и прямо в середине рабочего дня увёз его в магазин выбирать детскую кроватку и матрас. И даже добавил немного денег – триста рублей, которых не хватало, чтобы купить совсем уж замечательную вещь.

Они приехали на дачу, когда не было ещё и пяти. Александр Николаевич вышел из своего старого, серовато-белого Жигулёнка и сладко потянулся, хрустнув костями.

– Хорошо тут у вас! – сказал он, подняв голову к синему небу, обрамлённому орнаментом сосновых ветвей. – Завидую. Ну что, покажешь племянника?

И Валерик повёл руководителя в дом. Лера, испуганная звуком шагов на крыльце, вылетела на кухню. В комнате заплакал малыш.

– Фу! Ты меня напугал!.. – сорвалась было она на Валерика, но тут увидела незнакомца и притихла.

Александр Николаевич вошёл в дом и в минуту обаял всех. Малыш, увидев его, перестал плакать и захихикал, удивившись широкой открытой улыбке. Александр Николаевич понёс какую-то чушь, и ребёнок расхохотался.

Лера присела возле него и тоже стала улыбаться, что-то рассказывать и время от времени дотрагиваться до его плеча. Валерик с тревогой услышал, что почти сразу она начала называть его "Саша" и на ты.

Потом Александр Николаевич собрал кроватку и уселся пить чай.

Лера смеялась, он, чувствуя, что бесспорно нравится ей, подогревал веселье анекдотами. А Валерик сидел над быстро остывающей чашкой и силился вспомнить, что он знает о личной жизни Александра Николаевича. Кажется, он был женат и, помнится, у него даже был ребёнок... Или нет? Валерик никак не мог сообразить.

Он почувствовал непередаваемое облегчение, когда вечером, в совсем уже плотных сумерках, он провожал научного руководителя к машине. Лера стояла у окна в ярко освещённой комнате и махала рукой. Александр Николаевич коротко взмахнул в ответ.

Валерик лежал и не мог заснуть. Ему было жарко несмотря на распахнутое в Лериной комнате окно. Он откинул одеяло, его щёки горели. Он чувствовал жгучую, удушающую ревность. Он не мог понять, как этот человек, который и так был лучше него во всём на работе, смог так быстро очаровать его любимую женщину. Так легко, так походя...

Он лежал и представлял себе, как Александр Николаевич обнимает Леру тем же легким, осторожным, но слегка небрежным движением, которым отламывал от пней щепки с миксомицетами.

Он мог простить Льву – Льва Валерик любил – но не кому-то другому.

Леру нельзя было потерять. Она была особенной. Слишком красивой. С васильковыми глазами, от гнева темнеющими до черноты, с медовыми волосами, маленькой гибкой фигуркой, стройными ногами, тонкими изящными пальцами...

Валерик понимал остальных мужчин и в бессилии сжимал кулаки.

Он не понимал Льва: как можно было бросить её? Валерик видел, как эти двое любят друг друга. Они таились, шептались, всё время ссорились. Но Лера была такой чудесной, что ей можно было простить всё, любую странность. А Лев всегда любил себя больше всех, и, наверное, дело было именно в этом.

Дверь скрипнула, потом вновь зашуршала, чертя по доскам. Звук получался такой, словно морская волна облизывает крупный песок.

Мелькнул Лерин силуэт, едва различимый в темноте.

Валерик приподнялся на локте, ожидая, что она снова попросит что-нибудь или отдаст ему ребёнка, но она сказала:

– Валер, мне страшно...

– Что случилось? – он поначалу не принял её слова всерьёз.

– Там кто-то смотрит в окно снаружи.

– Кто смотрит?

– Я не знаю, – Лера наклонилась к брату, пытаясь разглядеть его лицо. – Страшный, лохматый. Мелькнул в окне и исчез.

– А малыш?

– Спит.

– А окно?!

– Я закрыла, сразу закрыла. Ты посмотришь?

– Да, я посмотрю.

Валерик встал и принялся натягивать штаны. Сам чёрт был ему не брат в эту минуту: он слишком сильно ревновал, чтобы думать о чём-то ещё.

Отпирая дверь ключом, он с горечью думая о том, зачем нужны все эти замки, если в открытое окно может влезть кто угодно.

На улице было светлее, чем Валерик ожидал: словно ночь по рассеянности забыла уплотнить тьму. И в этом рассеянном свете Валерик увидел низкорослую большеголовую фигуру. Это был прошлогодний бомж, и голова его казалась несоразмерно большой из-за всклокоченных волос и густой бороды, лопатой торчащей вперёд.

Калитка была заперта, и Валерик понял, что тот, скорее всего, пришёл через соседей. Дело в том, что заборы отгораживали дачу только от леса и от тропинки, бегущей по задам. А участки разделялись только водоотводными канавами.

Валерик сбежал по крыльцу и, суетливо замахав руками, закричал: "Кшу! Кшу!" – словно прогонял чужую нахальную курицу.

И бомж ушёл, и уходил он с таким достоинством, словно Валерик, поклонившись, ответил ему со словоерсами: "Валерия Геннадиевна-с не принимают-с".

Валерик растерянно следил, как бомж удаляется через огород Дроздовых, перебирается к Захаровым и растворяется дальше в смородиновых кустах Родионовых.

– Это бомж. Я уже видел его тут прошлым летом. Кажется, он безобидный... – говорил Валерик Лере, разуваясь и стаскивая брюки.

Она не отвечала, хотя была тут: Валерик видел её как плотную тень, скорчившуюся на краю дивана.

Но она, кажется, плакала.

– Ты – что?.. – спросил он, подходя. – Ты... испугалась, да? Ну хочешь... Ну хочешь...

Валерик искал и не находил, что же можно ей пообещать. Он не знал, что можно сделать, чтобы бомж больше не приходил. Но Лера вдруг подняла голову и сказала:

– Валерочка, ты прости меня, ладно? Это всё после родов: я такая противная, скандальная...

– Да нет, что ты! Да что ты – нет! – принялся уговаривать он, присаживаясь рядом и тут же остро пожалев, что уже стащил брюки. Почему-то именно сейчас он чувствовал себя без них беззащитным.

– Нет, правда, – Лерин голос звучал совершенно спокойно, – ты ведь очень помогаешь. Если бы не ты... Если бы ты ночевал дома, а не здесь, я бы с ума сошла. И за продукты, и за кроватку, и что с Валерочкой сидишь – спасибо тебе большое. Я... – она наклонила голову и замолчала на секунду. Потом слегка коснулась кончиками пальцев его руки и продолжила: – Я же люблю тебя, Валер, правда. Как брата. Но только сильнее.

И, помолчав, повторила ещё раз:

– Правда.