Наталья Лебедева - Миксы

Но как раз арцирия его не обманула. Она действительно готовилась образовать плодовое тело. Её плазмодий добрался до выступающего брёвнышка в середине поленницы и устроился на самом краю.

Рождение тела было похоже на то, как капает вода с протекшего потолка, только пятно плазмодия было внизу. Плазмодий набухал крохотными ножками сталагмитов, они становились все тоньше и выше. Внизу оставалась материя, не содержащая драгоценных ядер. Выше, на крохотных подставках, похожих на крышечки желудей, собирались вытянутые шишки, наполненные спорами. Спорангиев было несколько десятков, и поначалу, только появившись, они были влажными, полупрозрачными и водянистыми. Каждый из них был похож на высокий бокал с шампанским.

Солнце светило на молодую арцирию , ветер выдувал из неё влагу, и она становилась непохожей на породивший её плазмодий. Оставались хрупкие ножки, едва заметные чашечки и вытянутые, покрытые сухой оболочкой шишки. Арцирия напоминала теперь мох, лишайник или трутовый гриб: что-то неразумное и неспособное к движению.

– Он бил меня, – сказала Лера, когда они с Валериком пили чай.

Солнце уже зашло, за окном было темно, возле Валерикова уха вился надоедливый комар. Они сидели в полной тишине около часа, а потом Лера произнесла эти слова. Она глядела в стену, держа чашку с остывшим чаем у самых губ, и взгляд её казался рассеянным, но Валерик точно знал, что она следит за ним краем глаза.

Лера зависела от Валерика; он прекрасно понимал, что зависела. Даже от его взгляда, от одобрения. От жалости и сочувствия, в конце концов. Потому что ей не к кому было больше пойти.

Валерику было всё равно, он был так опустошён, что сам выдержал бы побои, лишь бы его оставили в покое, но он всё-таки сочувственно кивнул ей.

Да, это было то, что нужно. Теперь можно было допивать чай и исподтишка поглядывать в телевизор, где шёпотом была включена какая-то передача – Лера рассказывала сама. Люди в телевизоре тоже говорили, и Валерику казалось, что они отвечают ей вместо него. Иногда люди спорили, иногда – сердились, иногда – улыбались. Валерик был им благодарен, хотя не знал их имён, знал только, что один из них – известный актёр, а другой, кажется, – политик.

– Вообще, он дзюдоист, преподаватель в спортивной школе. Он не должен был приезжать в лагерь, просто случилось, что надо было на неделю подменить друга. Ну, он не отказал. Понимаешь?

Известный актёр на экране кивнул с серьёзным видом. Валерик скопировал его жест, и Лера продолжила:

– А потом ему надо было уезжать. И малыша совсем нельзя было брать с собой, потому что... Потому что нельзя.

И политик с экрана сурово посмотрел на Леру, а Валерик отзеркалил взгляд.

– Но я же оставляла его не с кем-нибудь, с тобой! – сказала Лера и опустила глаза. – И это вовсе не значит, что я любила его больше, чем сына. Совсем не значит! Он просто был мне нужен. Просто нужен... ну потому что ведь каждой женщине нужен сильный мужчина, который мог бы помочь, поддержать. Рост, фигура, мускулы, и ещё он всегда так уверенно и жёстко говорил, и всегда казалось, что он прав. А потом оказалось, что он совсем слабый и всё время боится, что говорит чушь, и все это видят. Потому и тон у него был уверенный и даже злой. И мне всегда нравилось, что он так по-хозяйски, так сильно меня обнимает на людях. А оказалось, что он считает себя ничтожеством и боится, что я уйду от него. Он просто метил территорию – от бессилия.

– Ты же знаешь меня, – продолжила Лера, когда в Валерике отразилась подбадривающая улыбка ведущего, – если я нашла слабое место, я начну ковырять, потому что ненавижу мужскую слабость. Но он же не ты. Это ты, ты меня знаешь! Ты знаешь, что я не со зла. Просто говорю и делаю то, что чувствую в эту минуту, и всё. И ты меня любишь любой и примешь любой. Потому что я – такая.

Пошла реклама, и Валерик больше не знал, как реагировать, потому что не мог улыбаться так глупо, как рекламные актёры.

Он закрыл лицо сложенными ладонями и опустил голову. Было больно. Неужели она даже не думает, что ему может быть больно? И что его тоже нужно принимать таким, какой он есть.

– Я его подначивала... Ну конечно, подначивала! Придиралась к словам. Сначала просто так, чтобы позлить, потому что видела: он злится. А потом вдруг поняла, что он в самом деле часто говорит потрясающие глупости. И это, конечно, меня взбесило. Конечно, взбесило. Я стала... Ну, уходить, не предупреждая. Общалась с его друзьями без него. С парой друзей даже близко. Но подловить меня... Нет, это он не мог. Там, под своей самонадеянностью, он чертовски туп. Ну, начали ругаться. Сначала меня это заводило, потому что он был хотя бы искренним, когда ругался. Таким сильным, напористым. Потом и это перестало заводить... Дня через два. И я сказала ему, что сплю с другими.

Ток-шоу кончилось. Пошли анонсы. Валерик чувствовал себя беспомощным.

– Ну я такая, да. А чего ты ещё хочешь от шлюхи? От дочери шлюхи и алкаша? У меня наследство, и я им активно пользуюсь. Вступаю в права. И ты понимаешь, что я такая. Ты меня принимаешь. Ты знаешь, что надо либо брать меня такую, как есть, либо не брать никакой. А он меня ударил. Он, спортсмен; он, работающий с детьми! Влепил мне пощёчину. Потом я упала, а он бил меня по ногам. Бил, бил... Так страшно было. И почти не больно. Только страшно. Кажется, он только пугал и вовсе не хотел сделать мне по-настоящему больно. Не знаю, впрочем... Ну посмотри ты на меня, чего ты прячешься?!

Валерик поднял лицо. Глаза его были совершенно пусты, он это знал, но Лера, кажется, увидела в них отражение своих ожиданий. Она кивнула, словно нашла во взгляде Валерика сочувствие и ободрение.

– Потом он сказал, что я буду сидеть дома и выходить только с ним. Запер меня. А я сбежала, конечно. У меня знакомый один есть в поисково-спасательной службе. Я ему позвонила. А они ведь умеют двери открывать – и не всегда выламывают. Знаешь, хозяева иногда просят поаккуратнее, и тогда они отмычками... Незаконно, конечно, но все в итоге довольны. Ну вот. Так.

Валерик выключил телевизор и молча встал.

– Лера, я устал очень, – сказал он, чуть подумав. – Пойду спать.

И вдруг понял, что и правда устал больше, чем мог себе представить, что не хочет видеть грязной посуды и думать о ночных кормлениях. Валерик хотел оказаться как можно дальше от Леры и её ребёнка.

Лера ещё сидела на кухне с чашкой чая в руках, когда он вышел из комнаты и стал подниматься по лестнице на второй этаж. Под мышкой у него были свёрнутые тюфяки с Лёлиной кровати. Постельное Лёлино бельё он просто сбросил с кровати на пол.

Второй этаж был пуст. Белели в темноте некрашеные доски пола, свисал с потолка неподключенный к сети электрический провод для будущей люстры. Внушительная часть стены была ещё не обшита вагонкой, и Валерик видел покатую изнанку крыши.