Игорь Неверли - Сопка голубого сна

— Проводник,— сказал Бронислав и молчал с минуту, а когда заговорил снова, в его голосе и на лице было такое напряжение, что все осознали опасность и приготовились выполнять указания.— Ты, Павел, бери берданку с патронами и все свои рыболовные причиндалы и мотай с Ширабом на лыжах в нашу избушку на острове. Через пару дней пришлешь Шираба к Цагану в разведку. Вера, дай ему быстренько еду на это время. Эрхе, вынеси все вещи свои и Павла из комнаты, уходи к отцу, переоденься в халат, сними обручальное кольцо — ты никогда ни за кем замужем не была — ясно? Торопитесь! У нас времени не больше получаса!

Не успели они. выпроводить Павла и Эрхе с Цаганом, не успели прибраться и усесться, будто ничего не произошло, как снова разлаялись собаки.

Бронислав и Митраша, захватив ружья, пошли к воротам.

— Кто?

— Открывайте! Полиция!

— Предъявите документы.

— Да как ты смеешь! Это сопротивление власти.

— Возможно, но здесь безлюдье, на нас уже дважды нападали, и мы чужих не пускаем...

— Ты же видишь, что на нас форма?

— Форму может надеть каждый... Прошу вас, протяните мне поверх калитки документы.

После минутного колебания над частоколом появилась рука с бумагой. Ордер на обыск у Бронислава Найдаровского... И еще Бронислав запомнил, что обыск поручено про-вестиг приставу Петру Саввичу Поденицыну.

Он распахнул ворота.

Въехал пристав в полицейской фуражке и офицерской шинели, за ним пятеро казаков в папахах и в конце съежившийся Федот на лыжах, воплощение стыда и раскаяния: ему велели показывать дорогу, пришлось повиноваться...

— Вы не обижайтесь, мы тут живем, как в крепости, опасаемся всех и каждого,— извинялся Бронислав.

Пристав кивнул.

— Ведите в дом.

Он был высокий, стройный, лет сорока, с черными усами и густыми черными бровями на смуглом лице южанина, глаза большие, красивые, осанка прямая, шинель, хотя и не новая, сидела на нем как влитая.

У парадного входа, на террасе, им пришлось пару минут подождать, пока Дуня ключом отпирала изнутри дверь.

— Красивый дом, и место прекрасное,— сказал пристав, озираясь кругом.— Сами строили?

— Нет, строил мой друг, покойный Николай Чутких. Когда его убили, я откупил у дочери и доделал.

Щелкнул замок, дверь открылась, они прошли через сени в столовую, где собрались все жильцы дома. Бронислав начал их представлять, увидев Веру, пристав выпрямился, звякнул1 шпорами и, наклонив голову, произнес: «Мадам...» Наверное, слышал о ней, богатая дворянка, убила мужа ротмистра, а может, его поразила красота и манеры, ведь будь она даже босая, он бы угадал в ней даму... «Кавалерийский офицер,— подумал Бронислав,— наверное, проштрафился чем-нибудь, и его турнули из армии в полицию...»

— Может быть, перекусите с дороги? — предложила Вера.

— Увы, сударыня, придется отказаться. Я прибыл с неприятным поручением, мне нужно произвести обыск, а дело прежде всего.

Начали, по его указанию, с подвала. Он, урядник и еще один казак спустились по лесенке вниз и тщательно осмотрели все, даже шуровали палкой в бочках с капустой, клюквой, грибами и огурцами, простукивали стены. Ничего не обнаружив, поднялись наверх.

Во дворе пристав заметил два отверстия в фундаменте террасы, под которой жили собаки. Велел увести лающих, мечущихся собак, после чего двое казаков залезли на четвереньках под террасу и обстукивали стенку, ища потайной вход в дом.

Затем пристав отправился наверх. Обыскал комнату Митраши и комнату Дуни, а в самом деле — Павла и Эрхе. Стемнело, в доме зажгли лампы. Полицейские спустились вниз, начали обыскивать комнату Бронислава и Веры. Просмотрели все книги — русские и польские, рылись в шкафу с бельем и одеждой, в ящиках стола, спальной тумбочке. Поднимали одеяла, подушки, матрацы, даже под кровати заглянули.

— Можете идти на кухню поесть, — сказал Поденицын уряднику и казаку.— Рапорт я сам напишу.

Те вышли. Поденицын в задумчивости курил. Взгляд его упал на продолговатую картонную коробку, обмотанную овечьей шерстью. Она стояла на самом краю подоконника, вот-вот упадет. Он подвинул ее, изумился неожиданной тяжести, потряс. Что-то металлически звякнуло. Пристав снял шерсть и прочитал надпись, сделанную каллиграфическим почерком Войцеховского: «50 шт. патронов для нагана». Он тогда написал Брониславу, что посылает патроны, которых хватит лет на десять. Действительно, за два года Бронислав израсходовал не больше семи штук.

— Столько патронов, а где же наган? — спросил Поденицын.

Бронислав полез за пазуху и достал из-под мышки пистолет. Положил на стол.

— Вы всегда его носите с собой?

— Всегда. У меня на руках женщины и ребенок, а ближайший полицейский в двухстах верстах отсюда, в Удинском.

— Это вы сами сделали? — Поденицын показал на бретели под мышкой.

— Сам. Мелкая кобура на бретелях слева под мышкой. Незаметно, а выхватить легко,— ответил Бронислав тем же ровным голосом, хотя чувствовал, что земля уходит у него из-под ног: вышлют далеко, в Якутию, а то и вовсе на Сахалин...

— Откуда он у вас?

Бронислав уже готов был сказать: «Из вашего арсенала; Гуляев дал его Васильеву, чтобы тот убил Столыпина» — настолько ему стало все безразлично при мысли, что его разлучат с Верой... И все же попробовал выкрутиться:

— Мне его Зотов дал.

— Зотов? С какой стати?

— Я при нем состоял в качестве личной охраны. Видите ли, я отличный стрелок, вот Зотов и взял меня с собой в Синицу и дал этот наган, а отобрать забыл или не захотел. Предполагалось, что я буду у него работать дальше.

— В Синице?

— Нет, в лесном заповеднике.

— Никогда не слыхал ни о каком его заповеднике.

— Он только образуется. Единственный в Сибири крупный природный заповедник. Мне предложена должность директора.

— С каким окладом, если не секрет?

— Пятьсот рублей, плюс участок в тридцать десятин, тройка лошадей и прислуга.

— Потрясающе... Больше чем начальник канцелярии министерства!

— Да, Зотов платит больше, чем государство, но воровать не разрешает.

— Зачем воровать при таком жаловании... Это уже вопрос решенный?

— Только я сам еще не решил. Зотов дал мне время для размышления до сентября.

— Да, тут стоит поразмыслить...

Поденицын взял наган и патроны, спрятал в ящик стола.

— Нехорошо, если это у вас увидят.

— Простите,— послышался сзади голос Веры, которая уже несколько минут стояла в дверях и все слышала, только побледнела немного, но голос был спокойный: — Могу ли я вас пригласить на запоздалый обед или, если хотите, на ранний ужин?

— Надеюсь, мадам,— пристав звякнул шпорами,— что вы составите мне компанию?

— Увы, я проголодалась и уже поела. Но к вам, несомненно, присоединится мой муж.