Гвен Купер - Одиссея Гомера

Я прошла на восток, от Челси-пирс до Седьмой авеню, потом свернула на юг. Рюкзак бил меня по спине, а то, что в него не влезло, я наскоро утрамбовала в пакет из магазина. После трех дней непрерывной носки тот уже распадался на части, так что держать его приходилось двумя руками, чтобы ничего не растерять по дороге. Так я дошла до перекрестка Хьюстон и Седьмой авеню. Уже издали я увидела полицейский кордон: два молодых человека и один постарше, все в форме. То был первый пост, который охраняли не военные, и я восприняла это как добрый знак.

— Ваши документы, пожалуйста, — сказал офицер постарше. Я достала свои водительские права и чековую книжку с манхэттенским адресом. Коп сравнил их и пожал плечами:

— Мы никого не пропускаем без соответствующих документов.

— Умоляю! Я недавно переехала, поэтому у меня до сих пор нет нью-йоркских прав! Вы можете обыскать меня! Вы можете раздеть и обыскать меня! Можете связать меня, как Ганнибала Лектора, можете надеть на меня смирительную рубашку, но только пропустите! Я хочу к своим кошкам!!! Пожалуйста, сэр, ну пожалуйста, пропустите меня!!!

Они переглянулись. Все-таки они были полицейские, а не солдаты, и, в отличие от солдат, были местными. Это был их город. Я тоже жила в их городе, и мне нужна была их помощь. Даже одного взгляда на меня было достаточно, чтобы понять — угрозы национальной безопасности я не представляю.

Но был и приказ.

— Пожалуйста! — продолжала упрашивать я. — У моих кошек уже несколько дней нет ни еды, ни воды! Они умрут, если я не спасу их! Пожалуйста, помогите мне! Мне нужна ваша помощь! Изо дня в день я хожу сюда со всеми вещами. Я готова ходить и дальше, но вот дождутся ли они? Пожалуйста, сэр, пропустите меня!

Я готова была всплакнуть ему в жилетку, чтобы вызвать хоть каплю сострадания — не было ничего, к чему бы я не была готова прибегнуть в тот момент, но, к своему удивлению и унижению, поняла, что плачу по-настоящему. Я всхлипывала, а трое полицейских в смущении переминались с ноги на ногу, ожидая, пока я успокоюсь. Наконец один из них, тот, что помоложе, заговорил с легким испанским акцентом:

— У нас тоже есть кошки. И моя жена от них без ума. Да она меня просто убьет, если узнает, что мы не пустили девушку к ее котам.

Я с надеждой подняла на них глаза. Все решится сейчас. Неужели в конце концов удалось?

— Вот фото моих кошек, — решилась я предъявить доказательства, которые у меня были. Одной рукой обхватив пакет, я стала рыться в сумочке, извлекая на свет фотографии. — Это Скарлетт, это Вашти… а это самый младший — Гомер.

С привычным полицейским прищуром они пригляделись к фотографиям.

— Что-то маленький подозрительно выглядит, вам не кажется? — спросил тот, что постарше.

— Он слепой, — добавила я последний аргумент. — С ним могло случиться все, что угодно — если из окон вылетели стекла, Гомер не увидит, что туда прыгать нельзя, а я живу на тридцать первом этаже. Он, должно быть, очень, очень напуган. Вы можете представить себе, каково это — даже не видеть, а только слышать, что происходит нечто ужасное, а он — всего лишь кот.

Офицер постарше тяжело вздохнул и посторонился:

— Проходите, пожалуйста.

— Спасибо вам! — В порыве благодарности я сжала его руку в своих ладонях. — Спасибо вам! Спасибо вам! — поблагодарила я каждого офицера по отдельности. Затем подтянула лямки на рюкзаке, перехватила поудобней пакет, смахнула слезы и ступила за кордон.

— Vaya con Dios, — сказал младший офицер, когда я проходила мимо. Ступайте с Богом.

На пути из Уэст-виллидж до финансового района я в основном старалась идти по проулкам — я не знала, не ждет ли меня впереди еще какой-нибудь патруль, который проверяет документы перед тем, как пропустить дальше.

Оказалось, можно было не волноваться. Я прошла более трех миль и не увидела ни одной живой души — ни человека, ни машины, ни даже птички на дереве. Казалось, наступил апокалипсис и я осталась единственным живым человеком на Манхэттене. Я никогда не слышала и уж тем более не видела, чтобы нью-йоркские улицы пустовали. Каким бы спокойным ни был район, даже ночью на улице всегда был кто-то кроме вас: женщина, выгуливающая собачку, мужчина, доставивший продукты в круглосуточный магазин на углу. Нельзя было удалиться от центра настолько, чтобы не слышать и не видеть машин, пусть даже проносящихся, как кометы, где-то вдали.

Сейчас же не было ничего, кроме тишины. Дыма и тишины.

Небо до сих пор скрывалось за серой пеленой, и чем больше я приближалась к «Ground Zero», тем сильнее она сгущалась. В какой-то момент у меня запершило в горле и стали слезиться глаза. Спина и руки ныли так, что, казалось, еще немного, и они бросят поклажу. Однажды я и впрямь споткнулась и уронила пакет на асфальт. Разнесенный эхом стук от падения был оглушительным, будто выстрел из пушки, и, пусть я понимала, откуда он, мои ноги подкосились от испуга. Тишина вокруг была такой странной, что неестественным казался любой звук, нарушавший ее.

Пепел лежал повсюду. И чем дальше на юг я пробиралась, тем толще и гуще был его слой. Еще недавно зеленые листья деревьев и кустарников, когда-то нарядные витрины бутиков и кафе — все было серо-белым. Манекены — и те! — были настолько укрыты пеплом, что праздничная одежда на них уже была не видна и они казались нелепыми гипсовыми статуями.

Прошел час или около того, когда до меня стали доноситься звуки: натужный хрип грузовиков, металлические голоса раций и мегафонов и лай полицейских собак. Фотографии разрушений я видела по телевидению и в газетах, но, глядя в телевизор, даже вообразить себе было невозможно, насколько они были велики. То были акры искореженного металла и вздыбленного бетона, над которыми все еще поднимался дым, а кое-где на поверхность прорывались пожары. Среди курганов из металла и бетона виднелись темные точки — черные от копоти и мокрые от пота спасатели все еще не оставляли надежды отыскать среди развалин тех, кто чудом остался в живых.

Долго вглядываться в эту картину я не стала — мне это казалось неуважением и к спасателям, и к тем, кто еще мог находиться под обломками. Я тоже спешила, потому что мне нужно было спасать тех, за кого я была в ответе.

Завернув за угол, я попала на свою улицу и почувствовала, как от волнения стали подрагивать мои колени. Что, если, как тот парень из подслушанной в ASPCA истории, я дойду до дома, а он окажется запертым и всеми покинутым? К моей несказанной радости, дверь была открыта, а внутри оказались Том, консьерж, и Кевин, менеджер. Я общалась с ними миллион раз, иногда официально, иногда по-дружески. Я была настолько рада их видеть, что уронила пакет на пол и бросилась их обнимать.

— Вы здесь! — ликовала я, побывав в их медвежьих объятиях. — Не могу поверить, что вы и впрямь здесь!