Марианна Грубер - В Замок

— Готов, можете забирать!

К. шагнул навстречу сияющему полудню. Стоя в дверях, увидел Замок, сверкающий вдали. Башня Замка была похожа на ту, что привиделась ему во сне, от которого его пробудили деревенские. Вспомнилось: он куда-то шел, очевидно, без цели, но шел сюда, так ему, во всяком случае, казалось.

Во сне здание Замка было обветшалым и словно бы нарисованным неумелой детской рукой, башня высилась вдали на холме, над другими зданиями. Теперь она была словно знак, указывавший дорогу, по которой он должен идти. И вообще этот день вдруг показался К. самым подходящим для того, чтобы продолжить путь и преодолеть любые препятствия. Во всем теле он теперь, избавившись от непосильного бремени, ощущал легкость, свет вдали сиял приятно, мягко. Но вдруг поднялся ветер, принесший запахи земли, смешанные с другими запахами и ароматами, посланцами далекой торжествующей и в то же время мучительной чужбины, абсурдному соблазну которой ты не можешь не поддаться и блуждаешь в ней без пути и дороги, все забыв и всеми забытый. К. стоял, жадно вдыхая принесшиеся издалека запахи, в надежде, что порывистый ветер подхватит его и увлечет за собой, поглотив и рассеяв, умчит туда, куда не в силах умчать даже воображение. Этот день начался без К., и ночь без него начнется. Все будет без него начинаться, заканчиваться и существовать между началом и концом, и ни начала, ни конца не будет видно. Пусть эти люди делают с ним что угодно. В таком вот благодушном настроении К. обернулся к деревенским и спросил:

— Что теперь?

— Это Замок решит, — сказал Учитель.

— Замок? — К. посмотрел на возвышенность вдали. — Ладно, доложу в Замке о своем прибытии.

Хозяйка «Господского двора», женщина, с самого начала взявшая на себя роль предводительницы деревенских, засмеялась.

— Он опять издевается. Вот негодяй! Замок даст знать, что следует делать, если надо.

— А до того?

— До того! До того! Нет, вы только полюбуйтесь на этого человека!

Все уставились на К., словно на диковинного зверя, нет, хуже — словно на тяжелобольного. В К. снова проснулся гнев. Он стиснул зубы.

— Поскольку не предусмотрено ничего определенного, извольте позвонить в Замок и сообщить, что сейчас туда придет К.

После этих слов все примолкли. Если раньше они глазели на него с явной издевкой и старались унизить его своими ухмылками, то теперь на их лицах отразилось недоверчивое изумление. Кузнец переспросил:

— Чего-чего?

— Доложите Замку о моем приходе.

— Вот так, просто? — это сказала хозяйка «Господского двора».

— Вот так, просто, — холодно повторил К.

Снова настало молчание. К. и не думал, что когда-нибудь ему случится вот так стоять перед людьми, выпрямившись во весь рост, не склоняя головы, с самым что ни на есть господским видом, да еще в шелковой рубахе и бархатной куртке. Он смотрел на деревенских слегка прищурясь, не только чтобы уберечь глаза от солнца, но и желая придать лицу высокомерное выражение и скрыть свою нерешительность. Эти люди еще узнают его, уж он им растолкует, что необходимо. Однако он понимал: этот миг, который как нельзя лучше подходил для того, чтобы погибнуть, долго не продлится. День ускользал; с каждым мгновеньем, пока они стояли в ожидании, вели разговоры, молчали или глазели друг на друга, день неудержимо скользил под уклон со своей вершины, приближаясь к закату, а с закатом, К. знал, угаснет свет и придет ночь, бессонная ночь, полная видений, которые становились действительностью, в то время как действительность превращалась в кошмарный сон, явь и сон перетекали одно в другое, и не было между ними различия. К. совершенно отчетливо представил себе, как он час за часом томится без сна, мучительно переживая чьи-то истории, чужие, кем-то навязанные, как напрасно борется с собой, потому что и он, в свой черед, навязывает эти истории другим людям, словно поручение, смысл которого неизвестен никому, даже ему самому. И наконец засыпает, уже на рассвете, в изнеможении, не найдя мира и покоя.

Но пока еще стоял день. Сейчас день, твердил про себя К., и он будет защищать этот день до самого заката, всеми силами отстаивать этот день, бороться за него с Деревней и, если иначе нельзя, с Замком.

Хозяйка, обладавшая, по-видимому, тонким чутьем, когда дело касалось человеческих слабостей, быстрее всех пришла в себя от изумления.

— Интересно, кто вы такой, чтобы предъявлять подобные требования? — поинтересовалась она не без иронии.

— Я Йозеф К. — простодушно ответил К.

— Как же, знаем: землемер, — ответила она. — Это всем известно.

— Я не землемер, — возразил К., — просто Йозеф К.

Хозяйка разозлилась.

— Ну, это уж ни в какие ворота! — воскликнула она возмущенно. И продолжала, обернувшись к стоявшим вокруг деревенским: — Уж, конечно, сразу можно было догадаться, что с этим человеком что-то не так, нет, еще того хуже: он подлый, изолгавшийся бродяга, обманщик. Но в Замке его все-таки назвали землемером, хотя и не признали таковым. Раз такое дело, выходит, он тот самый землемер и есть. — И, с угрожающим видом снова повернувшись к К., махнула рукой в сторону тех двоих, похожих как две капли воды: — А с ними, что с ними-то теперь будет? Ведь это ваши старые помощники, Артур и Иеремия. Уж, наверное, вы не забыли, как их зовут, помните, поди, и то, как обошлись с ними!

— Я этих двоих не знаю, — сказал К.

— Вот как, не знаете! Конечно, ведь это просто стыд и срам, как вы, господин землемер, обошлись с добрейшими молодыми людьми. Понятно, неохота признаваться, что вы их помните. Ну что тут скажешь... Зато вот тот человек небось вам знаком? Варнаву-то узнаете?

К. мельком взглянул на того, кого Хозяйка назвала Варнавой, и покачал головой.

— А как насчет сестер Варнавы, Ольги и Амалии? Вы, господин землемер, водили тут с ними шашни.

К. посмотрел и на них.

— Это сестры молодого человека?

— Ну да! Его сестры! Разумеется, не секрет, что у вас, господин землемер, имеется серьезная причина не помнить о своем близком знакомстве с этой семейкой. Что и говорить, лучше в таком не признаваться, такие знакомства никому чести не делают.

Хозяйка назвала его господином, причем без всякой насмешки. В то же время она обрушила на его голову сразу несколько тяжких обвинений: он поступил несправедливо и даже жестоко, он водился с дурным обществом, хотя, если судить по внешности Варнавы и обеих его сестер, ни о какой дурной компании не могло быть и речи; наконец, он лгал. Мнение Хозяйки, похоже, разделяли и жители Деревни. Как они опять на него уставились! На К. снова напало раздраженное, озлобленное настроение.

— Голубушка, — сказал он, — довольно говорить обиняками. Отправляйтесь-ка куда велено и доложите обо мне в Замке. На это у вас, без сомнения, имеются полномочия, коль скоро вы тут всеми командуете. Можно подумать, у всех остальных пропал голос и они ничего не могут сказать. Можно подумать, в Деревне нет старосты сельской общины. Или все-таки есть?