Александр Лапин - НЕПУГАНОЕ ПОКОЛЕНИЕ

Сердце упало в пятки. Липкий страх охватил его. Он собирался сказать что-то вроде «Ах ты негодяй! Подонок!». А язык уже выговаривал сам на полтона ниже:

– Ты знаешь, меня твои отношения с девчонками здешними не интересуют. Вы можете лаяться сколько хотите. Но без меня. А когда я здесь, я тебе не позволю так говорить.

– Да хто ты такой? – Гена шестым чувством понял, что сержант «сдулся». Но судя по всему, в его планы тоже не входило убивать ни с того ни с сего. – Што хочу, то и говорю. Нихто мне не указ!

Поцапались они так еще минут пять. Но до драки не дошло. Вернулись в комнату. Вроде бы договорившись вести дела прилично. Но ровно через минуту гонор у обоих взял верх.

– Ну что, коровы, думаете, вас хто-нибудь защитит? Да я в гробе видел всех.

Короче, пикировка началась сначала.

Дубравин сидел, слушал. И ему было стыдно за свой страх. А этот стыд порождал гнев. Но не тот безрассудный, который толкнул его на балкон. В голове появился расчет. «Надо, чтобы мы спустились во двор. И тогда я с ним там и разделаюсь», – думал он, пока Гена изгалялся над девчонками, выворачивая свое мерзкое нутро.

Он принял-таки решение. Молча встал и начал спускаться по лестнице вниз. И уже там как-то так спокойно, буднично произнес в напряженной тишине:

– Видно, ты, паря, ничего не понял! Ну, давай выйдем еще раз…

Он ожидал Гену во дворе, теперь уже готовый идти с голыми руками на нож. Но он был еще мальчишкой, который привык биться по-честному. А тут столкнулся совсем с другим. Гена спустился вниз. Понял, что к чему. И вдруг быстро, неожиданно схватил доску, лежавшую у забора, и, размахнувшись, ударил Дубравина, целясь ребром доски в голову, чтобы раскроить череп. Александр не успел даже поднять руки для защиты. К счастью, бандит промахнулся и удар пришелся не в голову, а, скользнув по околышку фуражки, сбил ее и, ободрав шею за ухом, пришелся в плечо.

Взыграло ретивое. Теперь уже не думая о правильности или неправильности такого поступка, Дубравин схватил валявшийся рядом кол и ринулся на врага. Но Гена быстро отскочил в сторону и кинулся бежать.

Сержант Дубравин гнался за ним изо всех сил. Но куда там! В своих кирзовых сапожищах, в мундире, с ремнем, с колом в руках, хоть он и был неплохим бегуном, но догнать легкого Гену, конечно, не мог. Метров через двести он это понял. Швырнул кол на землю. И, плюнув, гордо удалился восвояси.

Он никогда ничего не боялся до этого. И ему было ужасно стыдно за тот страх, который он испытал перед этим. Поэтому он даже не пошел наверх к девчонкам, чтобы гордо рапортовать об изгнании врага. Просто потопал обратно в часть, с горечью думая о происшедшем.

Он совсем не хотел понимать того, что страх, взявшийся непонятно откуда, спас ему жизнь. Что в данном случае его ангел-хранитель сохранил его для чего-то важного, большего. Ничего этого он, конечно, не понимал. Его гордость, его самолюбие были уязвлены. И в конце концов, прокручивая раз за разом эту сцену, он вместо того, чтобы прийти к выводу: «Надо бы быть осторожнее, не лезть на рожон!», к которому, вероятнее всего, и должен прийти здравомыслящий человек, пришел к другому, парадоксальному: «А, черт с ним! Пусть уж лучше убьют тут, чем потом всю жизнь сгорать со стыда перед самим собою».

Ах, не одна Галинка сторожила каждый стук.

Вчера. И смех. И грех. Людка возвращалась из библиотеки. Задержалась на пару часов. Подходит к дому. Навстречу сестренка Алка. Говорит:

– Отгадай, кто к тебе приехал?

Людка:

– Девчонка?!

– А вот и нет! Мальчишка, военный!

«Он», – екнуло сердце. Упало куда-то вниз. Глубоко.

Рванула: скорее, скорее. По лестнице птицей взлетела. Да пролетела. Вместо третьего этажа на четвертый. Стучится. А дверь открывает… круглолицая, с румянцем во всю щеку, зеленоглазая, белоногая.

– Валя? Сибирятко? Ты!

– Я!

– Ой, дурно мне! А Дубравин где? Мне сказали, он приехал!

– Да никого здесь нет и не было.

– Ха, ха, ха!

Она хохотала над собою целый час.

«Господи! Ну и дела. Не представляю, что будет, если он и в самом деле приедет. Я просто умру».

Но кто же приходил? Оказывается, приходил, как позже выяснилось, Андрей Франк. Он шел с занятий на военной кафедре. А там они ходили в форме, но только без погон. Вот сестренка и подумала, что он настоящий военный.

Так себе история. Франк частенько заходил к ней. Поговорить, чайку попить, пожаловаться на судьбу. Он, как уверял, любил Галинку Озерову. Любил безнадежно, сколько помнил себя. Собственно, вся эта история с бойкотом началась тогда из-за него. Он сам рассчитывал провести выпускной вечер с Озеровой. Но получилось по-другому. Вечная история. А у мальчишек так бывает: вроде как я заявил свои права на девчонку, а другие уже не подходи. «Она моя!» Хотя никакая она не твоя. Она вообще ничья. Никому не принадлежит. Так. Сама по себе живет на свете.

В последнее время у них с красавицей Людмилой даже установился своеобразный симбиоз, в котором каждый преследовал свои цели. Крылова сводила подругу с Андреем. Приглашала его на совместные вечеринки, какие-то прогулки в надежде: «А вдруг клюнет! Вдруг ей надоест ждать Дубравина. Эка, сколько времени прошло. А она ни рыба ни мясо. Вдруг разочаруется? А тут Андрей. Верный, ждущий. А самое главное – он всегда рядом. Женщине нужно тепло. И чтобы милый рядом. Вот и расстроится их роман».

В последнее время она с радостью замечала, что подруга постоянно грустит, частенько находится в депрессии. И даже, как она поняла, перестала отвечать на письма Дубравина. «Еще чуть-чуть! – думала она. – И все рассыплется. А тут, глядишь, и Андрей понадобится…»

Несколько дней тому назад она попыталась даже забить клин в эту парочку. В своих многословных длинных письмах, рассказывающих о своей жизни. (Научилась писать их для него. Чему только женщина не научится, если захочет заполучить мужчину!) Она прямым текстом, не стесняясь, отписала ему: «Она неплохая. Добрая девушка. Но она недостойна тебя!». И теперь ждала с надеждой ответа. Или его приезда.

Для Франка она тоже была находкой. Сколько он ни приглашал Галку то в кино, то на какую-нибудь вечеринку, она постоянно как-то уходила в сторону, объясняя это занятостью, нездоровьем или просто говорила: «Нет настроения!». Она не отказывалась с ним общаться вообще. Видно было, что она жалеет его, старается не оскорблять его чувств.

Но когда на горизонте показывалась Люда Крылова, ситуация менялась. Она, видно, не хотела оставаться с ним вдвоем. А втроем – пожалуйста. Бывало, что к ним присоединялся кто-нибудь из Людкиных поклонников. А их у нее была тьма-тьмущая. В таких случаях вообще все выглядело чин-чинарем, благопристойно. Людка умела остановить порывы ухажеров ледяным взглядом, насмешливой улыбкой, кольнуть их шуточкой. Красавица королева, она и вела себя как королева. За эти годы она тоже изменилась. Выросла, округлилась, налилась, оформилась в женщину убивающей наповал красоты. Высокая, стройная, как фотомодель, она ничем не напоминала из себя вешалку для одежды. У нее была налитая, великолепно сформированная грудь, которая даже не нуждалась в лифчике – так твердо стояла. Тонюсенькая талия, плавно переходящая в широкие бедра. Чуть курносый носик на круглом лице и свои, незаемные, длинные, кудрявые светлые волосы.