Грэм Джойс - Как подружиться с демонами

Эллис вскочил на ноги и схватил пальто.

— Псих! — опять взвизгнул он. — Псих ненормальный!

Затем, не оглядываясь, затрусил к выходу.

— Чтоб знал, как быть дрянным поэтом! — рявкнул я ему вслед.

Чуть помедлив, я подошел к стойке и заказал бокал «Шато Пишон-Барон» второго урожая Пойак.

— Большой или малый бокал, сэр? — спросил бармен, который тремя минутами раньше наблюдал, как я кого-то душил.

— Большой, пожалуй. И оставьте бутылку, если можно.

— Разумеется, сэр. Уже несу.

Я не стал возвращаться на работу после драки с Эллисом. Весь день напивался в «Ситти-оф-Йорк». Я чувствовал, что попал в опасный переплет и должен успокоиться при помощи вина. Напав на Эллиса, я ничего не выиграл. Только подлил масла в огонь.

Я лишился цели, raison d'etre для производства книжных подделок, к тому же потерял нашего лучшего покупателя — и все за один день. Хуже того, я только что своими руками перекрыл единственный источник, который позволял мне расквитаться с немалыми долгами.

Бармен посматривал на меня с опаской, но мое поведение было безупречным до тех пор, пока я не заблудился в сортире. Уж и не знаю, как это вышло. Помню только, что я стоял перед фарфоровым писсуаром и мочился. И должно быть, вырубился на пару минут, потому что, когда я пришел в себя, моя щека была прижата к холодному кафелю стены. Потом я увидел на стене какие-то буквы. Когда я расстегивал ширинку, их точно еще не было. Надпись гласила:

Пять, шесть, семь.

И все.

— Ха! — вырвалось у меня.

Я попытался выбраться из уборной, но не смог найти дверь. Я ползал на коленях по кругу, нажимая на стены в поисках потайного хода. Круг замкнулся, но ни одной двери не было. Привалившись к стене, я достал мобильник и позвонил Ясмин. Мы все равно собирались встретиться после работы, так что я попросил ее приехать и вытащить меня отсюда.

Кто-то зашел, помочился и снова вышел, — стало быть, дверь где-то была.

Чуть погодя появился бармен.

— Я о вас беспокоился, — сказал он нервно. — Помочь вам встать?

— Извольте.

В общем, бармен поднял меня с полу. Слава богу, ему удалось отыскать дверь и мы выбрались из уборной: я — еле держась на ногах, он — приобняв меня рукой, но почти не касаясь, а лишь задавая нужное направление. Он порывался вызвать мне такси.

— Нет, за мной кое-кто зайдет, — сказал я.

— Честно?

— Девушка. Уже выехала. Я знаю, о чем вы думаете.

— Я ни о чем не думаю, — сказал бармен.

Я нашел незанятый столик. После обеда посетителей поубавилось, а теперь сюда повалил отработавший смену люд. Меня все сторонились. Уж и не знаю почему, но я стал думать о Шеймасе и его тетрадке.

В конце концов приехала Ясмин.

Она стояла надо мной совершенно ошеломленная:

— Да ты пьян как зюзя!

Господи, до чего же она прекрасна. Мне захотелось овладеть ею — прямо здесь, на месте. Подошел бармен, и они перекинулись несколькими словами, но так, что я не слышал. Он посмотрел на меня, затем снова на нее. Вставил палец в ухо, покрутил им, словно выковыривая серу. Я знал, о чем он думает.

Ясмин посадила меня в такси. Я понятия не имел, куда мы едем. Пытался выяснить это, глядя на дорогу и по сторонам, но не смог. В голову закралась ужасная мысль. А что, если меня зовут Шеймас? И Ясмин везет меня в «Гоупойнт»? Я запаниковал.

— Куда мы едем? — спросил я.

— Я везу тебя домой. В смысле, к тебе домой.

Это меня устраивало.

Когда мы прибыли, поднялась забавная суматоха. Сара и Мо были все еще — опять — в пижамах, но подошли к двери, чтобы выяснить, что происходит. Между прочим, Ясмин вовсе не обязательно было обнимать меня так, будто она помогает мне держаться на ногах. Не так уж я был и пьян, потому что отлично заметил, какими взглядами обменялись Сара и Ясмин. Они проделали то же, что все женщины: быстрый подсчет и обработка тысяч мелких деталей, распределенных по сотням коробочек, — все описано, пронумеровано, оценено, утверждено, осуждено и отвергнуто. И все это в мгновение ока. В общем, формального знакомства не состоялось. Помню, из-за плеча Сары, нахально осклабившись, выглядывал Мо.

— Ему надо лечь, — сказала Ясмин.

Сара повернулась на пятках:

— Сюда.

— Я помогу ему подняться по лестнице, — сказал Мо.

— Мне не нужна дерзкая Момощь, — весело сказал я.

Они отвели меня в мою комнату и уложили в кровать. Сара расшнуровала мне ботинки, но Ясмин сказала:

— Дальше я справлюсь.

— Он мой отец, — сказала Сара. — Я все сделаю сама.

— Да ладно тебе, Сара, — сказал Мо.

— Что? — резко повернулась к нему она.

— Оставь их в покое, — сказал Мо.

Сару, похоже, что-то злило. Я послал ей воздушный поцелуй, и она вышла вслед за Мо. Ясмин тихо прикрыла дверь.

— Хочешь, чтобы я осталась? — спросила она.

— Еще бы.

Она сняла пальто и бросила его на стул. Стянув с меня ботинки, она расстегнула на мне рубашку, затем, поочередно подняв мои руки, стащила ее с меня. После чего расстегнула мой ремень. Я попытался сделать то же самое с ее ремнем. Получилось как-то непристойно.

— Нет, — сказала она. — Не сейчас.

Это меня немного протрезвило. Совершенно верно: когда я в таком виде, секс — последнее, что мне нужно. Я выпрямился и уставился на свое отражение в зеркале. И что же мне тут, в спальне, делать? Сна не было ни в одном глазу. Я встал и легонько отстранил Ясмин.

— Ты куда?

Я прошел в свой домашний кабинет и достал из тайника тетрадь Шеймаса. Мне нужно было убедиться, что она там, что никто ее не похитил. Шеймас доверил ее мне. А сейчас я был так пьян и растерян, что на какую-то минуту даже вообразил, будто он написал это лично для меня.

Я, Шеймас Тодд, весь как есть простой солдат королевы, а это мое завещание и свидетельство очевидца. Про «завещание» небось курам на смех, так что пускай одно «свидетельство очевидца» остается. Но уж зато честно, по правде, ничего, кроме правды, и только то, что я видел своими глазами. Если я чего сам не видел, а только подумал или слышал от солдат или от кого другого, я такое выкидывал. Кругом и без того все байки травят, не хватало еще и мне туда же.

Я отслужил двадцать два года. Родился в 1955-м, призвался в восемнадцать. В последнее время мне пришлось туго, но я не жалуюсь, сам виноват: после отставки мне выдали несколько тысяч фунтов, а я не сумел распорядиться ими по-умному. Сам напортачил, винить тут некого, не подумайте, что я нюни распускаю. В жизни не распускал.

Не буду особо распространяться о том, как жил до армии. В основном ничего хорошего. Отца я не знал, а матушка моя, земля ей пухом, была малость того. Я имею право так говорить, потому что она моя мамка, но если такое скажет другой солдат, я ему хребет сломаю. Еще до призыва, бывало, всякие брехуны на мамку наговаривали, и уж им от меня не поздоровилось. Про отца я знаю одно: он был солдатом. Не знаю, какого полка. Сам я попал в армию из-за брехуна, который болтал, будто мой отец не солдат, а рота солдат. С ним я тоже разобрался, но меня привлекли по закону. Как-то раз мой инспектор по надзору упомянул про армию. Я тут же метнулся на призывной пункт, что на Халфорд-стрит, и армия освободила меня, уладив дело с инспектором.