Владимир Колковский - В движении вечном

— Неужто и впрямь от винта? — подскочил откуда-то сбоку, вопрошал тоже сочувственно и тоже почти изумленно Серега Гончар. — Как же так, ведь…

И только теперь на беспределе расстроенных чувств, Игнат, наконец, отмахнулся в ответ, словно от всех сразу:

— Ай, четыре… четыре балла.

Игнат отмахнулся в ответ так отрешенно, будто вот эта отметка «четыре», прописанная только что словом «хорошо», прописанная почти каллиграфически рукой Гурова в зачетной линеечке и впрямь ничем не лучше двояка того самого. Ничем не лучше, а может даже еще и похуже. Игнат только отмахнулся в ответ отрешенно, и, чтобы избежать дальнейших расспросов, быстрым шагом направился прочь. Сейчас более всего на свете необходимо было побыть одному.

И он не видел даже, как тот час взметнулись круто вверх густые русые брови Сереги приятеля, сменив в один миг невольное сочувствие на изумление неописуемое:

— Четыре… четыре балла у самого Гурова? Да я бы на его месте сейчас как мячик резиновый…

Последних пять кошмарных минут ответа вздыбили душевные волны на самую вершину отчаяния, захлестнув тем самым полностью малейшую возможность адекватного восприятия происшедшего. Полгода, целых полгода он самоотверженно, день за днем кропотливо, без устали бил, казалось, наверняка в одну точку, он совершил, казалось, все возможное и даже более, он верил и ждал. Он видел в итогах, как следствие одни лишь награды, восторги и триумф и…

Оценку хорошую ему только «жалуют». Ему милостиво дарят совершенно незаслуженную оценку за одну только «смелость». Конфуз, фиаско, полный провал… как, как иначе назвать?

«Живой в землю не полезешь!» — так вот однажды выразился один престарелый премьер-министр после очередного внезапного экономического катаклизма, когда биржи рушились в час, когда летела в черную пропасть валюта страны. А, казалось, вчера еще тишь и спокойствие в мире, процессы насущные вершатся своим чередом, да и масса особо не ропщет. Ну, аналитики там что-то зудят про обвалы и «пузыри», так ведь зудят уже месяцы хором нескладным, что даже в привычку вошло. Зудят-то они поголовно с оглядочкой, мол, грянет-не грянет, а если и грянет — когда?.. Ну, пусть и зудят себе, сколько им надо, их дело, работка такая в единой всеобщей связи, а дело правителя прежде рассудок, еще раз рассудок и трезвый текущий расчет.

И вдруг — грянуло! — в черную пропасть тормашками биржи, всюду разрывы и крахи, и как здесь хоть что-то спасти? Наверняка, любому правителю в такой ситуации критической желательно юркнуть, положим, в закрытый, забытый людьми уголок и времена в тишине переждать. Но у каждого, каждого существа на земле этой блага свои, и свои неприглядные стороны, и когда встал у руля… Тут уж коль взялся за дело большое, твердо держись до конца.

«Живой в землю не полезешь!» — так вот однажды выразился в ситуации обвальной один престарелый премьер-министр, и это сказал человек сильный. Обвал обвалом, крах крахом, а поднимать в этой связи тот час вверх руки не к лицу человеку сильному. Надо, надо жить дальше и надо бороться. В этом Мире у тебя неизбежно случатся обвалы и крахи, но ты будешь жить и будешь бороться, если! — если ты человек сильный.

В этом Мире у тебя неизбежно случатся обвалы и крахи, потому как в этом и есть предназначение истинное этого Мира. С точки зрения глобального Бытия ты нужен сильным, и рано или поздно приходит время спросить: что же лично, конкретно ты есть из себя? Есть из себя на данном конкретном этапе в глобале, и вот потому-то и нужен этот Мир, и здесь ты непременно получишь ответ.

Ты уснешь навсегда, если в лютый мороз ты уходишь в бессильную блажь. Ты уснешь навсегда или будешь лишь жалко «влачить», если снова в минуты отчаяния бросишь борьбу до конца. Но если ты скажешь: «Я сильный!» — и будешь бороться, ты выдержишь время и неизбежно увидишь просвет.

В движении вечном нужна твоя сила. Но одна лишь сила сама по себе еще не главное, и вовсе не в этом Итог. Сильный… и злой, разве в этом Итоги? Сильный и злой прозвучит словно «дьявол», а вот сильный и добрый прославит любые миры. Сильный и злой не отыщет в душе своей совесть, зато сильный и добрый отыщет и спросит всегда.

Совесть! — совесть есть главный смысл и Итоги, «соль» пер-вичная глобального Бытия в целом.

Что, что в этом смысле конкретно есть ты?

Рано или поздно приходит время спросить, и вот потому-то и нужен этот мир. Тест контрольный, лакмусовая бумажка, твое испытание на данном этапе — вот истинное предназначение этого Мира как некоего базисного уровня глобального Бытия, называемого «жизнью».

Итак, в совести, путеводном и светлом начале души нашей Итоги и смысл.

А вот подвергать испытаниям душу, эту тонкую связочку миров бывших и грядуших — есть дело прямое и непосредственное начала иного, начала «лукавого», и потому именно ему так много позволено в этом Мире. И потому именно это в большей степени его Мир.

Это испытание истинное, и потому, потому ты не «помнишь» бывшего, и потому, потому ты так часто «не слышишь». Ты должен вершить свои дела и поступки свободно, не под дамокловым мечом неизбежного наказания, иначе это уже не испытание в подлинном смысле. С точки зрения глобального Бытия важно, как именно ты нынче пробьешь свой личный жизненный талончик: «по совести» или наверняка зная, что вот-вот зайдет контролер.

Совесть и сила… кто ты есть нынче?

Тест контрольный, лакмусовая бумажка, испытание — вот ис-тинное предназначение этого Мира.

«Самое красивое в футболе это счет», — говорят англичане, и они, конечно же, правы. Да, неприятный осадок бередит еще долгое время после унылой беспомощной игры любимой команды, когда неприятель душил непрестанно весь матч, изумляя невезением, да еще получив под конец в свои ворота единственный нелепый гол. Да, неприятный осадок бередит неустанно нужное время, но это время неизбежно проходит, и снова трибуны ревут, и снова любимцы-кумиры выходят на матч. Звучит свисток, и ты теперь в новых моментах, ты живешь уже новой надеждой, и ты выбрал бы? — ты взял бы теперь чемоданы, пускай и в довесок к красивой и мощной игре?

Последних пять кошмарных минут ответа вздыбили душевные волны на самую вершину отчаяния, но… надо было жить. Надо было жить, надо было быть сильным, а значит бороться. Где-то на бессознательном уровне Игнат строго чувствовал, что унять эту внезапную, опустошительную внутренне волну отчаяния ему совершенно не по силам, да и по силам — кому? — это по силам единственно времени, а, значит, какое-то время сейчас необходимо просто выдержать. И рецепт действия в таких случаях хорошо известен. Надо, подчас сжав зубы, пускай и на автопилоте полнейшем, но попытаться с головой уйти в какое-нибудь нужное, тягучее, не особо мудреное занятие, занятие полезное если и не прямо сейчас, то хотя бы в дальнейшем. И как раз в данный момент искать такое занятие Игнату было совершенно не нужно, потому как сессия еще только началась, и уже через неделю предстоял следующий экзамен.