Владимир Колковский - В движении вечном

Квартира-машина-дача плюс штатовские фирменные джинсы в придачу — это было в эпоху развитого социализма. Что-то было когда-то другое, как это «что-то другое» в наборе суетном скользит в пустоту и теперь. Но всегда и во все времена человеку нормальному и в рамках вот такой конкретной атрибутики «простого человеческого счастья» вполне хватает размаху по жизни, здесь, в рамках этих опора его.

А вот Игнату, к примеру, неймется всегда, несмотря на опоры и стены вокруг, и он всегда что-то ищет… И так будет всегда, сколько бы лет не отмерилось.

Из ниоткуда комочком горластым продравшись вслепую, внезапно, отчаянно, и в никуда в тот же миг невзначай исчезая — мы с первых дней как в лесу незнакомом, до странности дивном, внимая пытливо, в оглядке растерянной…

Все, все вокруг так ново, необъятно, загадочно… И сама Вселенная беспредельная, и каждая ее частичка мельчайшая от травинки изумрудной под ногами до звезд равнодушных, холодных спесиво… Все, все вокруг, как чудо волшебное.

И потому, наверное, в свои первые годы так искренне верится в чудо. Читая и слушая сказки волшебные, мы так искренне верим, что они есть, есть и в действительности — волшебные, сказочные персонажи и чудеса волшебные, сказочные… Те, что по мановению волшебной палочки.

Кто «Я»?

Что есть То, где теперь «Я»?

Откуда?

Вопросы простые в своей простоте безнадежной. И ответить на них просто тогда лишь, когда еще так искренне верится в Чудо.

Но шли дни, и с каждым днем все более настойчиво допрашивал Игнат взрослых:

— А как волшебству научиться?

— Баба-Яга!.. В нашей пуще дремучей за речкой тоже есть баба-Яга?… в избушке на ножках курьих живет?

— Катька!.. Катька, кошка наша, а почему она не говорит по-человечьи?

И вот однажды, решив, что это время пришло, мать объяснила ему с обескураживающей простотой и откровенностью, что «чудес на свете нет». И, что есть они только в волшебных детских сказках, а то, например, что есть на свете деревья березка и каштан, объясняется вовсе не тем, что кто-то однажды просто взял и взмахнул волшебной палочкой.

— А откуда, откуда же тогда взялись на свете деревья березка и каштан? — подхватил тот час Игнат.

Он понадеялся, начав с березки и каштана, узнать затем и о самом главном. Мать поняла это и отвечала ему не сразу:

— Тебе уже в школу совсем скоро! Там тебе о многом гораздо лучше расскажут.

Первые годы она всегда говорила, повысив голос строго, когда не хотела или не знала, что отвечать ему:

— Игнат, не задавай глупых вопросов!

Позднее в аналогичной ситуации она всегда отвечала именно так:

— Тебе уже в школу совсем скоро! Там тебе о многом гораздо лучше расскажут.

Но и до школы Игнат при случае еще не раз спрашивал у взрослых: «Откуда взялся этот Мир, и все, что есть в нем?» — и каждый раз вместо ясного и четкого ответа наблюдал на различных лицах, внезапно появившееся точно такое же как и у матери, вдумчиво-растерянное замешательство.

И только одна бабушка ответила именно так, как он тогда и хотел услышать. Ответила прямо и просто:

— Все Бог! Он наш Господь и создатель. Все, все от него пошло.

— А кто, кто такой Бог? — с еще большим интересом спросил Игнат.

Бабушка тогда не могла ему ответить так, как мать, мол, в школе тебе гораздо лучше расскажут. Она хорошо знала, что тогда говорили о Боге в школе.

— Бог это Бог. Он наш Господь и создатель, и все что ни есть от него пошло… А кто он и где — это тебе, Игнатка, и самый-самый ученый на све-те не скажет! — так ответила ему тогда бабушка.

Точно так же отвечала она и впоследствии.

А в школе Игнат очень скоро узнал, что как раз никакого Бога и нет. И что в стране советской верят в него только вот такие же полуграмотные старики и старушки, как его бабушка. В школе он также очень скоро узнал и как можно совсем просто ответить на сокровенный вопрос: «Откуда взялся этот Мир?»

Да ниоткуда.

И никто не создавал его вовсе. Просто он был, есть и будет всегда.

Такое вот объяснение поначалу было совершенно невозможно воспринять Игнату. Ну как это? — вдруг ни с того ни с сего, неизвестно как, почему и зачем…

Это… это ведь Чудо!

Чудо подлинное, а чудес-то как раз и нет в этом мире. Это точно также однозначно утверждали и в школе; в этом же, осмотревшись с годами в «незнакомом лесу», давно убедился и сам Игнат.

Он понадеялся на будущее.

Была надежда, что в старших классах с изучением серьезных, фундаментальных наук многое прояснится. Но вышло в итоге как раз наоборот. Из всех известных фундаментальных законов науки однозначно следовало: из ничего Что-то никогда возникнуть не может! — и это означало в очевидности, что само существование Вселенной однозначно противоречило всем известным фундаментальным законам науки.

Но она существовала!

Существовала наяву, тем не менее, существовала во всем своем таинственном необъятном многообразии. И, просыпаясь по утрам ежедневно, Игнат каждый раз вновь и вновь убеждался в этом.

В свои первые годы, пытаясь хоть как-то сориентироваться в окружающем его удивительном Мире, Игнат готов был поверить всему тому, что скажут взрослые.

Но вот только кому было верить?

Даже в его маленькой семье у каждого из взрослых был свой особый подход к тем сокровенным вопросам, в решении которых так стремился утвердиться Игнат. Стремился утвердиться с тех пор, как перестал верить в чудеса.

И вот что еще не раз изумляло впоследствии. В его маленькой семье, как в микроскопической капельке равномерного раствора, четко и явственно отразились основные подходы к решению этих вопросов, характерные и для тогдашнего советского общества в целом. Общества «эпохи развитого социализма».

Семья его состояла из четырех человек. Бабушка, отец, мать и сам Игнат.

Бабушка, самый возрастной член семьи родилась еще до революции. И в школе она училась дореволюционной. Тогда в школе говорили, что Мир этот создал Бог, в школе изучали закон Божий, и сама школа, в которой училась бабушка, называлась церковно-приходской. И бабушка верила в Бога, верила слепо, не рассуждая особо, определившись однажды всей душой своей раз и навсегда.

— Бог это Бог. Он Господь наш, а кто он и где — этого тебе и самый-самый ученый не скажет, — отвечала она вновь и вновь на расспросы внука.

— Так они-то, ученые… Они говорят, что нет его.

— Говорят! Говорить-то они говорят в телевизоре, а после и хвать за макушку: «И Бог его знает!» — только улыбалась в ответ даже снисходительно как-то к ученым мужам старушка.

Отец родился много позже, когда в стране советской полным ходом шло строительство коммунизма. В школе тогда говорили, что Бога нет, а Мир существует по объективным законам, существует лишь строго в рамках физических законов, не имея начала-конца в пространстве и времени. И отец точно так же, как бабушка, слепо, априори раз и навсегда принял именно эту догму.