Аугусто Бастос - Сын человеческий

Девушка прикинулась, что не понимает намека. Преждевременные морщины старили ее маленькое скуластое лицо и придавали ему озабоченное, отсутствующее выражение. И только когда девушка улыбалась, черты разглаживались и лицо становилось по-детски простодушным. Фартук Сальюи покрывали пятна, старые и новые, вокруг которых вились мухи. Голова была повязана тряпицей, такой же грязной, как и фартук. По спине змеились черные косы, отливавшие синим металлическим блеском.

— А зачем тебе машина?

— Предстоит серьезное дело. Добровольцы будут нужны позарез. Ты не хочешь, Сальюи?

Девушка пожала плечами.

— А знаешь, кого посылают?

— Кого? — спросила та, стараясь скрыть любопытство.

— Кирито.

Лицо Сальюи странно передернулось. Большие потухшие глаза вопросительно поглядели на бородача.

— А куда? — спросила она с притворным равнодушием.

— За линию фронта… Неплохая поездочка! Только обратного билета не предвидится, — скорчив рожу, сострил сержант.

— Почему посылают именно его?

— Надо же кого-то послать…

Сальюи задумалась. Но вернулся фельдшер с дежурным врачом, и тот сразу принялся спорить с сержантом.

Девушка ушла так же незаметно, как и появилась.

На берегу озера выстроились в очередь за водой автоцистерны — старые грузовые машины, реквизированные в самом начале войны; кузова у них были заменены цистернами. Откуда взялись эти развалины, догадаться было нетрудно: на многих еще сохранились надписи мирного времени — названия товаров, артикулы, политические лозунги, забавные поговорки, озорные присловья.

Полуголые солдаты, исхудавшие до того, что торчали ребра, передавали друг другу канистры, до краев наполненные водой. Их принимал сидевший на цистерне мужчина и выливал содержимое прямо ей в глотку. На берегу озера набралось уже около десятка грузовиков. Люди трудились слаженно и четко. Мокрые тела блестели в потоке света. Солдаты перебрасывались солеными шуточками и смеялись; однако живой конвейер не прерывался и работал исправно. Солдаты вылезали из зеленоватой воды, снова входили в нее; радужно искрящиеся канистры проплывали вровень с загорелыми лицами мужчин в нахлобученных на лоб засаленных матерчатых шляпах.

Шеренгу замыкал небольшой облезлый форд. На кабине было написано: «Сапукай, 1931». Сидя верхом на цистерне, солдат опорожнял протянутые ему канистры. У него были резкие черты лица, поджарая мускулистая фигура. Работал он молча, не обращая внимания на зубоскальство товарищей. На медной спине полосами чернели шрамы.

По склону холма спустился сержант. Завидев начальство, солдаты бросили острить, и канистры еще проворнее замелькали в руках.

— Капрал Хара, к командиру…

Мужчина на цистерне недоверчиво покосился на сержанта. Тот махнул рукой, поторапливая его. Хара передал канистру своему напарнику — низкорослому толстяку, спрыгнул на землю и, напялив гимнастерку, ушел. Толстый увалень вскарабкался на место Кристобаля, поплевав на руки, схватил протянутую канистру и, кряхтя от натуги, с трудом опорожнил ее.

— Живей, Гамарра, пошевеливайся, Полметра! — полетели насмешливые выкрики.

— Молчать! — повернувшись к ним, гаркнул сержант, все это время украдкой наблюдавший за Кристобалем, который спускался по откосу.

Вереница водоносов продолжала споро и ритмично работать; покачивались канистры, блестели голые мужские торсы.

Они склонились над картами, разложенными на столе. Командир, зажав между пальцами красный карандаш, отметил крестиком какую-то точку на одной из них и прочертил длинную линию.

— Вот, — сказал он, — наверняка здесь. Чуть подальше от дороги на Юхру. За этой лесной полосой должно находиться ущелье.

Кристобаль Хара молча смотрел на карту.

— Лес и пустыня, — добавил майор. — На всем этом участке господствует противник, а у него одна цель: подбросить подкрепление к Бокерону.

Некоторое время оба молчали. Сверля Кристобаля острым взглядом, командир сурово спросил:

— Готовы выполнить это задание?

— Да, майор.

— Отлично. Ваш ответ мне по душе. — Голос майора заметно потеплел, и в нем проступила шутливая строгость. — Хоть на транспорте у нас еще есть настоящие парни. Собирайтесь в путь. Вы поведете грузовик, следом пойдет санитарная машина с медикаментами и продовольствием. В штабе дивизии получите последние указания. Там же возьмете связного: ему, наверно, уже удалось добраться.

Кристобаль Хара кивнул головой.

— Отправляйтесь. Чем скорее, тем лучше. Поедете по старой дороге. Никаких добровольцев с собой не брать. И постарайтесь, чтобы никто ничего не узнал. Сами подыщите людей в помощь. Идите, желаю удачи… Да… смотрите за машинами в оба…

Кристобаль отдал честь и вышел из комнаты. Выправка капрала удивила майора. Он посмотрел ему вслед, чуть подавшись вперед, словно собрался было окликнуть Кристобаля, но раздумал и снова склонился над бумагами.

Сестра милосердия поставила на пол два ведра с горячей водой, отодвинула дерюгу, прикрывавшую вход в наспех оборудованную операционную, и заглянула туда. Гаснущие вечерние лучи сочились в окно. Хирург продолжал операцию. Помощники подавали ему инструменты, которые поблескивали на солнце. У людей были потные, осунувшиеся от усталости лица… Под окровавленными перчатками хирурга вздрагивал разрезанный живот больного. Казалось, хирург свежует говяжью тушу.

Несколько врачей работали без отдыха днем и ночью с самого начала обороны крепости. Бокерон бесперебойно поставлял раненых в госпиталь — кровавая лавина катилась сюда с фронта и перевязочных пунктов. Здесь тоже было своеобразное сражение, и бои, казалось, не кончатся никогда. Одни за другими прибывали носилки, на которых лежала бесформенная масса, перемазанная землей и кровью.

Сальюи выпустила из рук холщовую тряпку и вышла, а через минуту была уже на кухне. У плиты хлопотала женщина, готовившая еду для раненых. Когда-то повариха, очевидно, была красивой и пышнотелой, как многие крестьянки, но время исказило ее черты, покрыло лицо корой грязи. Сальюи подошла к ней.

— Все еще нет? — спросила стряпуха, с тревогой глядя на девушку.

— Нет, — отозвалась Сальюи, — его имя не значится в этих списках. А привезли человек двести.

— Прямо места себе не нахожу, — сокрушенно и кротко сказала стряпуха. — Жду-жду Крисанто, а его и среди раненых нет. Иногда так хочется повидаться с ним, а как погляжу на этих несчастных, думаю, уж лучше не надо. Лучше ждать.

— Я уезжаю, Хуана Роса, — помолчав, сказала Сальюи и положила руку на плечо товарке, не отрывая взгляда от земляного вала, окаймлявшего озеро.

— Куда же ты собралась, милая моя девочка?