Николай Байтов - Думай, что говоришь

— Ключ был без брелка?

— Да, просто ключ — плоский, жёлтенький.

— И где ж ты его нашёл сегодня?

— Вот в джинсах за отворотом. — Я показал на штанину. — Стал утром вытряхивать песок — как он туда заскочил — трудно понять… Но теперь-то уж… всё может быть… я даже не знаю… Налей ещё рюмку… Но я не особенно и думал, я сразу только: «а! ну, вечером отведу домой!»

— С облегчением?

— Вроде да.

— А почему?

— Ну, как-то… Немного досадно было, что потерял…

— Но ты точно уверен, что ключ был тот самый?

— А какой же? — Не знаю! Я уже ничего не знаю… Слушай, а ты уже меня начал анализировать, да?

— А что мне — —

— Правильно делаешь…

— Нет, погоди, а что мне остаётся? Передо мной только ты и твои слова… Э-э! давай, старый, не комплексуй, всё нормально. Хлопни вот и переходи к финалу. Только не мямли, а то я сам свихнусь с тобой… Чётко, жёстко, документально: минимум эмоций, максимум подробностей… давай.

— Постараюсь… Пришёл с работы… Да, она ждала прямо под дверью и скулила. Думаю: наверно, очень нужно… Прицепил поводок и сразу повёл. Она сперва потащила, но потом, когда я отпустил, почти не бегала. Мы и прошлись-то минут пятнадцать — до её дома — ну вот… Поднялись на этаж… хочу открыть… ключ не лезет… Я как-то… что такое? так как-то ещё ткнул его… стоп, стоп — ещё поглядел на номер квартиры… Почему я не держал поводок? Она сзади — шур-шур — лапы — побежала… на площадку и… на лестницу куда-то… Я: «Берта!» — повернулся к ней, вышел… Лифт шумит… Останавливается… двери… и — Ида… У меня дыхание прервалось на какое-то время… Да… Погоди…

— А она-то удивилась?

— Ой… тут я вряд ли… я как-то смутно… Подожди, сейчас… Вроде и удивилась. Но она была просто страшная: усталая какая-то, серая. Взглянула: «Ты откуда?… ты что?.. ты ко мне? — вот так как-то вяло. — Ну заходи», — пошла вперёд. Я: «Постой, пёс убежал… пса надо…» — «Какого пса?» — не оборачиваясь… дверь отпирает… — «Берта куда-то…» — «Что?.. Я очень плохо себя чувствую, ты извини. Ничего не соображаю… Заходи…» Ну, и я уже не знаю, как — вроде в тумане… «Ты сегодня вернулась?» — «Откуда?.. Чай будешь пить? Ну, заходи…» — «Куда ты позавчера…» — «Куда?» И вдруг я понимаю, что всё старое … Мы уже стояли в кухне, и — ничего нет… Я… А она вдруг обернулась, посмотрела, да так резко вдруг, злобно: «Ты чего! ты чего!» — на меня… Ну, я бросился назад, выскочил на улицу, не помню как…

— Так, ну вот теперь хоть что-то проясняется, — сказал Боря. — Хотя по-прежнему трудно…

Он снова взял папиросу, прошёл по комнате к двери, потом обратно.

— Непонятно, почему ты всё-таки не спустился сперва за собакой.

— Не знаю… Я как-то…

— Ты уже понял, что её нет? Сразу?

— Не знаю…

— Или она намеренно вела тебя за собой, в квартиру?

— Да нет как будто… Понимаешь, я был настолько — —

— Нет, я всё же не понимаю. Какой-то сути я здесь не улавливаю… Вот именно этого момента: чего ты так испугался? Ну, сели бы пить чай, ну и спросил бы прямо, что было и чего не было. Ведь ты был спокоен… Хм… спокоен до какого момента? ну-ка вспомни точно — —

— До… кажется, до — как ключ не подошёл к двери… И потом всё, как лавина… поехало — и — Боря, я испугался — всего… всего вместе!

— Ладно… Хотя я думаю, ты испугался ещё раньше… знаешь, старый, я тебе так скажу: я не вижу никакой необходимости тебе у меня ночевать… Даже наоборот. Сейчас поедем вместе на твою хату, посмотрим. И, если будет нужно, я там с тобой заночую. Потому что надо кончать с этим делом. Ты понял?

— Да, пожалуй…

— Пошли, пошли…

— Пожалуй, ты прав…

— А хочешь, — продолжал он, выйдя на улицу, — сейчас зайдём к тебе, а после к Иде. Давай?

— Да она уже спит, наверное.

— Ага! Вот это уже — молодцом! Ничего, мы её разбудим.

Но когда спустились в метро, немного примолкли. Вагон шумел, и каждый задумался.

— А я тебе тоже… могу… я не рассказывал, что со мной было в армии?

— Нет.

Но он вдруг раздумал рассказывать.

— Ладно, после…

Ехали совсем молча.

Я как будто и не выпил ничего. Опять темнота пошла наползать. И чем ближе, тем гуще. Опять мысли все улетели, как пузырьки из стакана, — словно кто-то крутит меня.

— Давай мне ключи, я открою, — сказал Боря, когда уже шли по лестнице.

Открыл.

Я за ним.

— Свет включи… здесь, справа…

— Ну… И что? —

Всё спокойно. Постояли в прихожей, оглядываясь.

Он сунулся в комнату, зажёг там свет. Я зажёг на кухне…

Дверца под раковиной была открыта, и помойное ведро стояло на полу посередине.

— Боря!!! — завопил я.

Он подбежал, и мы увидели в ведре четырёх мёртвых щенков.

Кондратий сказал:

— Вы не смущаетесь, когда видите, и правильно делаете. Когда я читаю, я действительно смущаюсь, но это происходит не оттого, что я вижу буквы, а то, что за ними: смысл и всякое там.

Ученики сказали:

— Нам принесли мёртвую женщину.

— Она не могла здесь взяться, — сказал Кондратий.

— Однако же нам принесли, — повторили ученики.

— Откуда она? — спросил Кондратий.

— Не знаем.

— И что вы хотите сказать?

— А то, что бес соблазняет нас, когда мы глядим на неё.

Кондратий опустил глаза и подумал.

— Её надо предать погребению, — сказал он после молчания.

— Мы не осмеливаемся, — ответили ученики. — Сделай это.

— Я не готов на неё смотреть, но сделаю это ради вас. Где она?

— Мы поднесли её ко входу в пещеру.

— Вы несли на руках?

— Именно так.

— Кто нёс?

— Все по очереди.

Кондратий вышел и, прикрыв глаза триперстием, взглянул на неё.

— А кто убил?

— Мы не знаем, — сказали ученики. — Убил кто-то, кто был с нею прежде.

Кондратий стал заступом разбрасывать песок. Ученики запели молитву. Женщина была старуха. Её маленькое, костлявое, сморщенное на солнце тело было совершенно обнажено. Ей, может быть, не довелось дожить и до тридцати лет, но это была старуха, как водится в тех областях Египта и близлежащих стран.

Женщина испустила вздох и застонала.

— Дайте мне воды, — произнесла она и села, не открывая глаз.

Кондратий, отложив заступ, пошёл в пещеру и вернулся, неся кружку, наполненную водой до половины. Женщина стала жадно пить, не открывая глаз.

— Кто из вас молился сейчас о том, чтобы Бог воскресил её? — спросил Кондратий учеников.

Они молчали, объятые ужасом.

— Я помолюсь, и, если Бог захочет, Он откроет мне, кто это сделал. Но для вашей души полезнее, чтобы вы сами сказали.

— Оставь их, — сказала женщина, не открывая глаз. — Я сама молилась о том, чтобы Бог меня воскресил.

— Зачем?

— Потому что ты собрался меня зарыть, и я испугалась. Я подумала, что песок забьётся мне в нос и рот и я не смогу дышать.