Мигель Сихуко - Просвещенные

Смотрю в окно шестого этажа отеля «Хеппи Интернешнл инн», упиваясь анонимностью своего неотличимого от других гостиничного номера. Отель для безликих бизнесменов и прочих бродяг с кредитками. Тонкие белые простыни, пластмассовый чайник с кальциевой накипью на спирали, набор чая «Тетлис» — от всего этого я почему-то чувствую себя как дома.

Неоновая ночь за окном. Вывески мигают, как ляжки безподштанного кордебалета: караоке и гриль «Кошечка», «7-Eleven», «Гидромассаж Бахус», «8-Twelve», «Тапа-кинг», бар «Подпоем». Ровный скулеж стопятидесятикубовых моторикш вторит басовому остинато дискотек. Я почти ощущаю запах жареных бананов и куриных кишок, которых переворачивают и обмахивают уличные торговцы. Американцы и европейцы уже шастают взад-вперед по улице. Из бара в бар. Похотливо оглядывая и приобнимая за миниатюрные подростковые талии своих СПГ — аббревиатура для ловкого эвфемизма «Специалист по Приему Гостей». Одна совсем еще девочка, как будто накрашенная маминой косметикой. Я размышляю, какие еще варианты были у ее родителей. Заламинированное меню рум-сервиса предлагает «хеппи интернешнл деликатесы в комфортабельной обстановке вашего номера». Заказываю чизбургер с беконом. Посыльный приносит тарелку и, замешкавшись, кланяется, как японцу. Я даю ему чаевые в песо, при виде которых он хмурится, поворачивается на каблуках и почти убегает по коридору.

Думая о разведанной мною тайне про ребенка Криспина, я машинально подношу чизбургер ко рту. Не успевает мое нёбо коснуться тягучего сыра и полупрожаренной говядины, как по телу пробегает дрожь и я замираю, недооткусив.

Криспин любил гамбургеры, и я очень даже разделял эту страсть. Его квартира располагалась прямо над знаменитым «Корнер-бистро» — это как жить над любимым борделем, говорил он. Работая в его кабинете, мы нередко соблазнялись ароматом мяса на гриле в открытое окно и, схватив пиджаки, шли отметиться в одном из наиважнейших мест Нью-Йорка наряду с «Суп-бургом», «Питером Люгером», «Дж. Г. Мелоном». Можно было подумать, что все эти заведения как-то помогают уяснить цель нашего пребывания в Америке.

Одним теплым осенним вечером мы прервали работу, чтобы, заглянув по дороге в бургерную на углу Пятьдесят седьмой, отправиться в Центральный парк и продолжить партию, отложенную в ситуации, когда мои ладья и конь прижимали его короля, а моей же пешке оставалось сделать два хода, чтобы стать королевой. Впервые передо мной замаячила перспектива выиграть у Криспина, и он, казалось, предвкушал не меньше моего. «Экий Бобби Фишер», — подшучивал он. «Кумиры у каждого свои», — парировал я.

Начался дождь, и мы побежали, как любовники в романтической комедии, под крышу Шахматного павильона. Там не было ни души, лишь трое детишек толклись в дверях, с нетерпением глядя в небеса. Дождь перестал, как только мы сели за стол. Дети принялись прыгать через лужи, при этом старший, лет одиннадцати, хохотал чайкой.

Мы развернули бургеры. Я походил конем и стал ждать ответного хода. Криспин долго не ходил, и я, оторвавшись от доски, понял, что он отвлекся и наблюдает за детьми. Он заметил мой взгляд и улыбнулся:

— Время от времени я задумываюсь о ценности таких вот радостей. Может, и мне следовало собраться с духом и вырастить кого-нибудь.

Я уставился на доску.

— Думаю, вы сделали правильный выбор, — наконец вымолвил я. — Мир перенаселен. И у каждого из нас своя роль, не так ли? Ваши книги оставят более важный след, — сказал я и откусил бургера.

— Для кого же я пишу ПМ, если не для потомков? — спросил он, указывая пальцем на детей. — Когда-нибудь вы поймете.

— Я понимаю. Но это не значит, что соглашаюсь.

— Полагаю, когда-нибудь вы поймете, что даже у литературы есть пределы. И хорошо, если поймете.

— Пределы лишь подстегивают нас к преодолению.

— Написав «Трактат», — взяв короля, Криспин поставил его на место; я промолчал, — Витгенштейн пошел работать учителем в начальную школу [149] *Людвиг Йозеф Иоганн Витгенштейн (1889–1951) — австрийский, затем английский (с 1929 г. в Великобритании) философ и логик, представитель аналитической философии, ученик Бертрана Рассела. Уйдя на фронт добровольцем в 1917 г., попал в плен, где и написал «Логико-философский трактат» с изложением теории, решающей основные философские проблемы через призму отношений языка и мира; опубликован в 1921 г. по-немецки и в 1922-м по-английски. Книга произвела большое впечатление на европейских мыслителей, но Витгенштейн, полагая, что уже решил все главные философские проблемы, ушел работать учителем в сельскую школу. С 1926 г. вернулся к научной работе, осознав, что «Трактат» был неверно истолкован, а также ошибочность некоторых его положений. . Рембо наскучила поэзия, и он уехал в Африку [150] *Французский поэт-символист Артюр Рембо (1854–1891) в 1873 г. забросил поэзию и отправился путешествовать; с 1880 г. занимался в Африке торговлей кофе, пряностями, шкурами и оружием. . Дюшан забросил искусство ради этой вот игры. — Криспин придвинул короля к моему коню. [151] *Марсель Дюшан (1887–1968) — французский и американский художник и теоретик искусства, стоявший у истоков дадаизма и сюрреализма. С 1930-х гг., практически отойдя от творчества, занимался околонаучными изысканиями и игрой в шахматы (имел титул гроссмейстера). — Каждый год приносит новые разочарования, Мигель. Когда-нибудь и вы соберете хорошую коллекцию.

— Спасибо за снисхождение, — резко парировал я, удивляясь собственной уязвленности, — мне уже есть о чем жалеть.

— Мне жаль, что вы не знали своих родителей. Но жизнь на этом не заканчивается.

— Что вы об этом знаете?

Я не смог поднять на него глаза. Теперь жалею. Может, тогда бы я увидел.

— По крайней мере в литературе я могу контролировать события. Ты можешь придумывать, переписывать, стараться улучшить. А если в итоге ничего не получается, то сам же получаешь по жопе…

— Последнее вовсе не обязательно.

— Зато, если получается, ты можешь изменить мир.

Я походил конем, объявил шах и посмотрел на него.

Криспин смотрел на меня с умилением и великодушной улыбкой, как мог бы смотреть отец.

— Изменить мир, — сказал он, — отличная работенка, если есть вакансия. [152] *Аллюзия на песню Джорджа и Айры Гершвинов «Nice Work If You Can Get It», написанную для фильма Джорджа Стивенса «Девичьи страдания» (Damsel in Distress, 1937), где ее исполнял Фред Астер. Но разве завести ребенка не в полной мере жизнеутверждающий шаг?

— Хм, на мой вкус сладковато.

— Серьезно, с точки зрения чистого разума. Подумайте.

— Иногда нам просто не дают выбора, — вырвалось у меня.

Сегодня мне стыдно за эти слова.

— Выбор есть всегда.