Марсель Гафуров - Территория памяти

Оказалось, Буденный должен вручить комсомолу свою боевую саблю. Настал торжественный момент. Маршала подняли и, вложив в его вытянутые вперед руки саблю, направили на авансцену. Слева навстречу ему двинулся Тяжельников. Им предстояло встретиться примерно напротив середины длиннющего стола президиума. Но Буденному приближавшийся к нему штатский человек, видимо, не понравился. Старец развернулся и пошел вручать саблю часовому, стоявшему под Знаменем комсомола в глубине сцены. К счастью, шустрые комсомольские функционеры были начеку, не дали Семену Михайловичу дойти до намеченной им цели, опять направили куда нужно. Тяжельников снял саблю с его рук под бурные аплодисменты участников съезда.

Речь Улановой. В том же Кремлевском Дворце, где проходил съезд, мастера искусств порадовали нас великолепным концертом. Искренне говорю, это был настоящий праздник, сотворенный чудодеями сцены. Сейчас по телевидению часто показывают нам шумные эстрадные шоу. В этих шоу над сонмом кривляющихся придурков, которых, не будь у них микрофонов, никто бы не услышал, возвышается горстка истинных талантов, в их числе — Николай Басков, справедливо именуемый золотым голосом России. Вообразите на сцене сразу много Басковых, приплюсуйте к ним чудесные детские коллективы, вызывающие у зрителей слезы радости, и вы получите представление о том концерте.

Перед началом концерта к делегатам съезда обратились с приветствиями два замечательных представителя высокого искусства. Блестяще выступил Михаил Ульянов, заворожил огромную аудиторию умной, эмоционально накаленной речью. Его сменила Галина Уланова с бумажкой в руке, и мы… разинули рты в недоумении. Предполагаю, что великая балерина выступать с речью не хотела, не для произнесения речей родилась, но ее принудили выступить, и она показала характер, устроила в знак протеста фарс: прочитала приготовленный для нее кем-то текст чуть ли не по слогам, намеренно запинаясь на каждом слове. Ей все-таки тоже поаплодировали.

Об этом инциденте, так же, как о заминке в спектакле с участием Буденного, в газетах, конечно, не упоминалось.

Запись: «Розыгрыши. Эдик».

В редакции «Ленинца» часто разыгрывали друг друга, энергия молодости выплескивалась в шутки, иногда и небезобидные. Жертвой розыгрышей становился и я, уже редактор, — ну никакого почтения к руководителю! Однажды, как только вошел в редакцию, мне сообщили, что был звонок из обкома КПСС, мне велено ноги в руки и — к Нуриеву. Я, понятно, помчался в обком. Секретарша Зии Нуриевича посмеялась надо мной, сегодня же, говорит, первое апреля, наверно, вас разыграли ваши сотрудники.

Разыгрывали и моего заместителя Эдвина Нуриджанова, Эдвина Саркисовича, в просторечии — Эдика. При его бурном южном темпераменте розыгрыши получались особо смешные. Как-то сотрудница наша Люся Филиппова позвонила ему из соседней комнаты, прикинувшись телефонисткой междугородной связи, — сказала, что соединяет его со Свердловском, нынешним, значит, Екатеринбургом. Оттуда якобы звонил главный бухгалтер издательства «Уральский рабочий». Роль бухгалтера исполнял Петр Печищев (впоследствии — писатель), сунувший себе в рот для изменения голоса клочок бумаги. Эдик заглотнул крючок. Незадолго до этого в журнале «Уральский следопыт» напечатали его очерк, он получил солидный гонорар, об этом гонораре и пошла речь в телефонном разговоре. «Бухгалтер» сообщил, что его подчиненная по ошибке выслала ему, Нуриджанову, денег вдвое больше, чем надлежало, лишнее надо вернуть издательству, иначе виновную в ошибке ждут неприятности.

— Это безобразие! — возмутился Эдик. — Вы-то для чего там сидите, куда смотрели? Так с авторами не поступают!

— Виноват, не доглядел, — покаялся «бухгалтер». — Надеюсь, вы порядочный человек, поможете исправить ошибку, вышлете лишнее назад и как можно скорее.

— Да нет у меня сейчас денег, я весь гонорар уже истратил! — закричал в отчаянии Эдик. Он стоял спиной к распахнутой двери и не видел, что сзади столпились сотрудники редакции, слушают затаив дыхание его разговор. Кто-то не выдержал, хихикнул, Эдик обернулся, все понял и взвился:

— Я вас всех в порошок сотру!

Но был мой заместитель сколь вспыльчив, столь и отходчив, вскоре уже смеялся вместе со всеми.

Он вспоминается мне как колоритнейшая фигура редакции, бурный темперамент сочетался в нем с буйной фантазией. Эдик извергал идеи, как проснувшийся вулкан извергает пепел и камни, не задумываясь, что из этого получится. У меня характер спокойный, думаю, мы составляли с ним неплохую пару. Время от времени я затыкал вулкан пробкой спокойствия, и мы вдвоем выбирали из пепла полезные выбросы. Попадались они довольно часто.

Эдвин Саркисович умер в Москве, — уехав туда, он стал редактором центрального еженедельника. Я боюсь оскорбить какой-нибудь неточностью память о нем, а все же рискну рассказать незаурядную историю из его жизни, услышанную от него самого. Отец Эдика был красным комиссаром, занимал видный пост в Туркестане, а дядя его, брат отца, эмигрировал в Иран и сколотил там огромное состояние. Когда Эдик учился в Ленинградском университете, дядя-нефтепромышленник умер, завещав свои миллионы племяннику, то есть Эдику. Комсомолец Эдвин Нуриджанов мог, сменив гражданство, стать миллионером, но решил остаться верным советской Родине. Ему посоветовали отказаться от наследства в пользу родного государства, он подписал нужные для этого бумаги. В тогдашней обстановке такое вполне могло произойти, но допускаю, что Эдик мог это и нафантазировать.

Армянин по национальности, он был женат на финке. Сошлись пламень и лед. Софья, прекрасная женщина, умница, увлекалась коллекционированием предметов народного прикладного искусства, устраивала выставки тастамалов — расшитых башкирских полотенец. Этим определялись темы ее выступлений в печати. Заглянув как-то к Нуриджановым домой, я запомнил двух их мальчиков. Они, закатав штанины, мыли пол. Воспитывали их, значит, в труде. Старший из них, Арсен, теперь — видный уфимский предприниматель, его имя нет-нет да мелькнет в прессе.

Не знаю точно, что расстроило брак Эдвина и Софьи. Молва винила в этом Эдвина. Знаю только, что он, оставив семью в Уфе, уехал и некоторое время мытарился без квартиры в Москве.

Запись: «Теща не поймет…»

У меня зазвонил телефон. Кто говорит?..

— Здравствуй! — послышалось в трубке. — Шакиров говорит. Не сможешь ли подъехать ко мне к двум часам?

М. 3. Шакиров занимал тогда пост первого секретаря Уфимского горкома КПСС. Мы не были знакомы, поэтому обращение на «ты» несколько удивило меня. Но я знал, что «хозяин города» человек властный, жесткий, может в своем кабинете даже республиканского министра поставить по стойке смирно, поскольку тот подчинен ему по партийной линии.