Марсель Гафуров - Территория памяти

— Конечно смогу, — сказал я в ответ на приказ, облеченный в форму вежливого вопроса.

Дело, оказалось, вот в чем. В Уфе побывал М. А. Суслов, «серый кардинал» партии. У него, пользуясь случаем, получили разрешение учредить газету «Вечерняя Уфа». Уже подобрали редактора, стал им Явдат, в обиходе — Яша, Хусаинов, бывший сотрудник «Ленинца», ушедший от нас собкором в «Комсомольскую правду». В его присутствии Шакиров попросил меня отдать новой редакции часть моих сотрудников. Я честно предложил Яше пятерых самых опытных своих товарищей. Исходил при этом из двух соображений. Во-первых, не вечно же сидеть людям в «молодежке», а тут представлялась возможность продвинуть их вверх по служебной лестнице. Во-вторых, и для «Ленинца» это выгодно: наберем сотрудников помоложе, у молодых энергии и задора побольше, а опыт — дело наживное.

В кабинете Шакирова, таким образом, был решен вопрос о костяке «Вечерки».

А перед этим вроде бы разрешилась моя личная жилищная проблема. Яша Хусаинов к двум часам не пришел, «задержался», видите ли. Пока ждали его, Шакиров стал расспрашивать меня, как я поживаю, какая у меня семья. Семья у меня была такая: сам я, жена, двое детей, теща моя. А жили мы в деревянном полубараке, куда после ряда хитроумных обменов помог мне переселиться из частного угла обком комсомола.

— Да-а, — сказал Шакиров, выслушав меня, — теща тебя не поймет…

Слова эти побудили меня сообщить ему, что в Совете Министров республики заложили в план текущего года 50 квадратных метров жилой площади для «Ленинца» и коллектив редакции решил отдать эти метры мне. Но одно дело — цифра на бумаге, другое — квартира в натуре. Улита едет, когда еще будет…

Шакиров поднял телефонную трубку, набрал номер и сказал:

— Иван Федорыч, у меня сидит молодежный редактор, для него в плане, оказывается, предусмотрена квартира, отдай-ка ему… — далее последовали номер дома и номер квартиры.

По завершении разговора о «Вечерке» я полетел на крыльях радости знакомиться со своим будущим жилищем. Там моя радость сразу угасла. Квартиры в только что достроенной пятиэтажной «хрущевке» восторга не вызывали, а предназначенная мне выглядела худшей из них. Тесная, темная, с проходной комнатой. Угловая — значит, будет холодно. Вселившись в нее, я потеряю ощутимую часть ожидаемых квадратных метров. Более всего опечалило меня то, что негде будет поставить письменный стол для себя. Я мечтал о спокойном уголке, где мог бы работать вечерами, ведь я не только журналист, но и литературой занимаюсь. А тут в совмещенном санузле, что ли, придется запираться? Словом, после долгих лет томительного ожидания приличного жилья мне предстояло, как говорится, поменять шило на мыло…

Что делать?

На следующий день отправился к упомянутому Ивану Федоровичу Артемьеву. Он возглавлял в горисполкоме отдел по распределению жилья, я его знал, обращался к нему, когда хлопотал о крыше над головой для своих сотрудников. Прошу:

— Иван Федорыч, дай, пожалуйста, что-нибудь получше!

Он руками развел, не могу, говорит, «хозяин» назвал точный адрес и не забудет об этом, память у него крепкая…

Обидно мне, за что, думаю, Шакиров подложил мне свинью, что плохого я ему сделал? Попробую-ка обратиться к председателю горисполкома Сергею Сергеевичу Воронинскому. Он, конечно, тоже под Шакировым ходит, но авось да поможет выпутаться из этой ситуации. Пошел в приемную председателя, а его нет, лежит, сказали, в больнице с сердечным приступом, всеми исполкомовскими делами ведает его первый зам Равиль Шакирович Сайфуллин. Ага, это неплохо, решил я, Равиль Шакирыч свой брат, — когда он работал в обкоме комсомола, у меня сложились добрые отношения с ним. Толкнулся к нему. Сайфуллин встретил меня шутливым вопросом:

— Что это занесло тебя в наш муравейник?

— Да вот, — говорю, — пытаюсь выяснить, есть ли власть у советской власти.

— Даже в шутку на минутку не впускай в голову такие мысли, — сказал Сайфуллин, посерьезнев. — Что случилось?

Я объяснил — что. Чуть-чуть подумав, он позвонил опять же Артемьеву:

— Иван Федорыч, я по поводу квартиры для редактора «Ленинца». Не надо мне объяснять, я все знаю и понимаю. Нельзя ли все ж как-нибудь извернуться? Согласись, неприлично же мы будем выглядеть… Слушай, а что если ма-аленькими буковками вписать его в обкомовский список? В случае чего я подставлю свою шею… Вот и ладненько, значит, договорились…

Выяснилось, что в большом девятиэтажном доме один подъезд предназначен работникам аппарата обкома КПСС, они ведь тоже нуждались в крыше над головой. Квартиры в этом подъезде такие же, как в остальных, но все они спланированы удачно, потолки повыше, чем в «хрущевках». Обкомовцев решили вселить в один подъезд, чтобы им удобно было общаться меж собой.

Меня вписали в список новоселов этого подъезда, список пошел на утверждение к З. Н. Нуриеву, он его подписал. Не могу сказать, обратил ли Зия Нуриевич внимание на мою фамилию.

Он предпочитал заниматься крупными делами, в мелочи особо не вникал.

Я получил хорошую трехкомнатную квартиру и нарадоваться не мог. Только вот рядом с благодарностью Равилю Шакировичу осталась в душе обида на Шакирова.

Запись: «Инцидент с номерами телефонов».

В 1972 году меня перевели в редакцию «Советской Башкирии» на должность заместителя редактора. Я попал в обстановку, резко отличавшуюся от веселой, демократичной обстановки в «Ленинце». У редакторов партийно-правительственных газет было по два заместителя. Де-юре они были равноправны, де-факто неравнозначны, один из них в зависимости от способностей лидировал, ну, как бы выполнял функции премьер-министра при королевской особе. До моего перевода в «СБ» первым замом редактора Г. Г. Михеева, считалась Надежда Михайловна Неред. Я эти тонкости внутриредакционной иерархии постиг не сразу и по неведению произвел «дворцовый переворот».

На второй или третий день моей работы на новом месте заведующие отделами собрались, как обычно, в редакторском кабинете на утреннюю планерку. Григорий Григорьевич отсутствовал, должно быть, с утра сразу поехал на заседание бюро обкома, и я, решив, что планерку надлежит провести мне, направился к редакторскому креслу, дело-то ведь для меня привычное. А по другой стороне комнаты шла Надежда Михайловна с той же, оказывается, целью, о чем я догадался лишь потом. Не сообразив вовремя что к чему, я сел в кресло первым. Надежда Михайловна несколько растерянно опустилась на стоявший у стены стул. Планерку провел я. Исходя из этого, заведующие отделами пришли к выводу: власть переменилась! И смех и грех…

Смех смехом, но на следующий день Надежда Михайловна пришла в мой кабинет со свежим выпуском газеты и сказала укоризненно: