Геннадий Баннов - За огнями маяков

— В четырнадцать-пятнадцать лет Лермонтов написал и напечатал много стихотворений, а к двадцати стал великим поэтом… Ну, хорошо, ладно. Вот после школы ты поедешь учиться. Так ведь? А я — работать. И — куда пошлют…

— И на этом, что, жизнь закончится?

Он пожал плечами. Да, в самом деле, закончится ли на этом вся его жизнь? В звенящей тишине, нарушаемой лишь далекими звуками города, помолчали, переживая текущий момент с звучащими в душе стихами, с разговором: закончится ли на этом вся жизнь.

— Как у тебя дела в школе? — сменил он тему.

Леночка сделалась грустной, встряхнула плечами, как будто ей стало холодно.

— Прошел «последний звонок», — вздохнув, объявила она. — Девчонки плакали. И мальчикам было невесело, и нежность объявилась в отношениях, и предупредительность. До чего жалко стало разбегаться, честное слово!

Олег представил было ребят-выпускников. Но школа ему представлялась плохо, не знал и не видел он ее семнадцатилетним. Думалось о техникуме, который он тоже заканчивал. Они же, группы-то, как сложились? Как семья! А Лешка Логинов им за отца. За старшего брата, в конце концов. Ну, как их теперь оторвать друг от друга?

— Олег, это хорошо, я рада, что вы такой, — Лена опять «выкнула». — Ну, хорошо, ну, и пойдемте сейчас… Пойдем. Тебе надо отдохнуть. Да и мне пора.

Она посмотрела на часы — у нее были часы! Возможно, подарок к окончанию школы. Она шла впереди, мост покачивался. Группа молодых парней, закатываясь смехом и громко общаясь, обогнала их, посторонившихся к одному боку, и шаги их скоро затихли. А за Олегом и Леночкой, как сама их надежда, следовал ясный месяц, освещая мощенную булыжником дорогу, деревянные домики справа и слева. Еще он высвечивал другой большой овраг впереди и то, что было дальше — едва ли не всю Старую Уфу: с ее весенними улочками, домами с глухими заборами, с воротами и калитками, с колодцами во дворах и прямо на улице.

— Приходи на Пасху, — она улыбнулась, — похристосуемся.

— Как это? — спросил он.

— Ну, как… Не знаешь, что ли?

Обдумывая это непонятное слово, он проводил Леночку до самого дома, как она ни отговаривала. И опять встретил их лаем Джульбарс, Леночка поговорила с ним через закрытую калитку. Протянула Олегу руку, он пожал ее и задержал на какое-то время.

— Знаешь, Лена, сегодня ты объявилась неожиданно. И так вовремя! И вся горечь у меня ушла.

— Ну, и хорошо, я рада, Олег. А сколько к тебе пришло друзей! Поздравить, проводить. Я даже позавидовала: нам уже так не собраться.

— Ну, не собраться! Будете еще фотографироваться, в кино пойдете. А потом — выпускной вечер.

— Но как подумаешь, что все это в последний раз — мурашки по коже…

Он отступил на шаг, погрозил одними пальцами.

— Не переживай, Лена. Все у тебя будет, как у всех. Или даже лучше. Вот и нам тоже скоро разбегаться. Но я все же надеюсь… надеюсь… что у меня останешься ты!

— Ох! — она прикрыла лицо руками.

И он застеснялся того, что стоит за этим сказанным. И торопливо простился.

«Ну, сказано, значит, сказано. Все равно когда-то надо было…» Он рассматривал подросшую уже на обочине дороги травку, заглядывал в палисадники и открытые окна. И так уютно ему показалось сейчас в этом городе, в этой лунной Уфе, умолкающей и замирающей на окраинах.

Дошел до улицы Ленина, и повернул на Кирова. Сколько раз проходил он здесь, возвращаясь после одиннадцати из спортивной школы. Иногда шли вдвоем, втроем — провожались. Подружился с полутяжеловесом, обладателем сильнейшего правого удара Юрой Карповым, студентом авиаинститута, человеком веселым, юморным. Остановятся на завороте, у росстани, — и ну комментировать бои на проведенных спаррингах. Особенное внимание Юра обратил на бой Олега с плюхачом Рубцовым, крепко накачанным штангой, видел, как Олег разделал его по всем правилам. Но он не знал, что на предыдущей встрече Олег нахватал от него тяжелых плюх и сделал выводы…

Юра только что прочитал небольшую книжку Бориса Денисова «Бокс» и был потрясен: какие точные советы давал этот московский тренер. Рассказал Олегу. Потом принес, дал почитать. В отсутствие тренеров, что бывало нередко, занятия в школе они строили по советам этого Денисова.

Однажды составил ему компанию смуглый кудрявый башкир из молодого пополнения, Фарит из пищевого техникума. После тренировки и трудного спарринга пребывал он в лирическом настрое. По дороге рассказывал, как однажды услышал игру соседа на скрипке: «Играл он русскую песню «Не брани меня, родная». Ах, как играл!.. Какая была мелодия! Поверишь ли: чуть не заплакал…» Парень направлен был в Учалы и скоро уехал, и больше Олег его не встречал. Как-то услышал небрежно кинутые слова: «Боксеры — грубый народ и неотесанный» и возмутился. Сразу вспомнил тогда этого молодого башкира: нет, не грубый народ боксеры!

Чаще других в качестве попутчика прилипал к нему Женька Леконцев. Как он прибился к боксу? И еще попал в спортивную школу! По дороге рассказывал, как он вечером на улице — то этому врезал, то другому. Однажды увидел Олег, как Женька ехал на трамвае, на «колбасе», чтобы не брать билета, и милиционер бежал за тронувшимся трамваем, чтобы его снять, а тот тычками наносил служивому в лицо удар за ударом и, в конце концов… уехал!.. На Олегово замечание он ответил: «А че с ними чикаться!» Олега звал он Олеженькой. И тут же, впрочем, речь свою пересыпал матерными словами. Как-то похвастался, что сочиняет стихи. И прочитал их по памяти:

Позднее, когда окончательно забросил бокс, он как-то пожаловался:

— У меня, Олеженька, светлая мечта была: стать чемпионом Советского Союза. Но дорогу мне перешел Гарик Лобов…

Чемпион страны, между прочим. Он и не таким «перешел дорогу».

В приближении к дому, к общежитию, в предвкушении скорого уже отдыха приятна была Олегу растекавшаяся по рукам и ногам легкая истома — аж мурлыкать хотелось!

Замполит Софья Павловна, улыбаясь, встретила парней, велела рассаживаться. Сидящий рядом Турдакин, в отличие от нее, был строг и принципиален. Учился в техникуме последний год, как и Олег Сибирцев, только в параллельной, восьмой группе паровозников. Но солиден-то. Не подступись! Возрастом, правда, постарше многих из ребят. Вступил в партию. По предложению парторга на очередном собрании его избрали комсоргом техникума. По своему списку он проверял явку приглашенных, проводил беседы. Инициативно задуманное мероприятие проводил в жизнь. Говорил, смягчая шипящие:

— Наступила весна, народ выщел на улицу, особенно молодежь: гуляет допоздна. Но на улицу выщли и хулиганы, шпана разная. Нужно наводить порядок на улицах. Нам это надо в первую очередь. Ну, там где мы живем, в нащем микрорайоне. Вот и создадим неболыцой отряд из десяти-двенадцати человек. Командовать поручим нащему фронтовику Степану Некрасову. Оденете на рукава красные повязки, щтоб люди видели, щто не сами вы по себе, а — от общественности…