Константин Кропоткин - Призвание: маленькое приключение Майки

— Не надо говорить. Надо не говорить, а стремиться. У вас есть цель в жизни?

— Не знаю, — Майке стало немного стыдно: дожила до десяти лет, а жизненной целью толком не обзавелась. Будто в голове у нее не мысли, а ветер.

— Ай, бесцельно невозможно жить, совершенно невозможно, — закачавшись, будто куст в бурю, запричитало существо. — Нужно ставить цель, стремиться к ней, совершать все подряд, чтобы вознестись, а сказка стала былью. Вы как считаете, у меня получится?

— Смотря, какая цель? — осторожно начала Майка, наспех перебирая в голове все, что она знает о жизненных целях.

«Нужно ставить перед собой реальные задачи, — говорил ей папа. — Такие, которые тебе по плечу. Прекрасно витать в облаках, но на земле надо стоять обеими ногами».

«Что сбудется, то сбудется. Будь такой, чтобы тебе не было за себя стыдно, и все само собой образуется», — объясняла Майке мама.

«Стремись к невозможному, чтобы добиться своего, — учила девочку бабка. — Чудеса приходят к тем, кто их ждет».

Эта позиция Майке нравилась особенно, но бабка всегда произносила свой совет так серьезно, что делалось жутковато: а вдруг невозможное — не очень-то приятная штука?

— Ай, легкости хочу, — поглядев на лазоревое небо, вымолвило существо. — Звонкости хочу. Хочу взлетать пушистым перышком и нестись по ветру… — склонившись, существо приблизило к Майке свою мордочку. Глаза у него оказались чудесные: теплые, грустные, бархатные.

— А знаете, мечты сбываются, а чудеса бывают, — залюбовавшись глубокой печалью, произнесла Майка бабкины слова.

Существо отпрянуло. Живот-громадина тяжко заколыхался.

— Диета из лопухов была? — произнесло оно. — Была. Кросс был? Был. С дерева в овраг сигала? Сигала. И что?

— Что? — переспросила Майка.

— Страшно сказать… От лопухов — голодная вспухлость, от беготни — мозоли, а в овраге такая грязюка — хоть плачь. Едва не разбилась! — судя по всему, существо было впечатлительной барышней. — Наповал буквально. По клочкам — бум-с!!!

Не недозаяц, а недозайчиха.

— Жалость какая, — сказала Майка.

— Да.

— Да.

— Меня Симой кличут… — округляя свои влажные глаза, сказала недозайчиха.

«Сочиняет», — немедленно подумала Майка. Той весной все пели про Симу, из-за которой бывает невыносимая жизнь, но нелепая недозайчиха вряд ли годилась в песенные героини.

— Хорошо, я буду вам «тетя Сима», — на свой лад истолковала молчание девочки лесная обитательница. — У нас все-таки есть небольшая разница в возрасте. Вы маленькая еще.

«Да, разница очень большая», — подумала Майка и, наконец, вспомнила, где видела похожих существ.

Конечно! По телевизору. Сима была похожа на кенгуру.

«Я буду называть ее кенгуровая тетя», — решила про себя девочка.

Майка не могла считать недозайчиху прекрасной Симой, но если той уж так хочется быть тетей — пускай будет. Заблуждения нужно уважать. По крайней мере, до той поры, пока они выносимы.

Если бы девочка увидела Симу чуть пораньше, ну, например, еще в апреле, то она б непременно рассмеялась. А вот в мае уже не могла.

А все из-за портрета.

В бабкиной квартире Майка давно приметила занятный портрет. Он стоял за стеклом, в серванте, между хрустальными фужерами. На той, не очень большой картинке в раме из облезлого золота, лысый человек с бородкой и в костюме возвышался над толпой и тыкал одной рукой куда-то налево от Майки (а от себя, выходит, направо), а другой держался за жилет. Называлось произведение «Всё путём, товарищи». Товарищ в костюме был такой сладкий и гладкий, что не смеяться было невозможно, а бабка глядела на него, будто бородач этот — её Вечная Любовь.

Она подходила к серванту вплотную, наклонялась к портрету и смотрела, смотрела, смотрела, словно совета спрашивала, а толстенные очки запотевали от силы бабкиного чувства. Смех, да и только.

Майка однажды высмеяла бабку. Приставив к глазам, сложенные колечками пальцы, она показала маме, как пожилая учительница влюбленно глядит на портрет:

— Мам, ну неужели ты не видишь, ведь похоже?! — спрашивала Майка маму, едва не визжа от веселости.

Сама Майка, изображая пальцами массивные очки, препотешно чувствовала себя в этой чепухе.

Но мама комического дара дочери не оценила.

— Я вижу только невоспитанную гадкую девчонку, которая насмехается над старым человеком, — мама поглядела на Майку так, что та, моментально присмирев, даже вытянула руки по швам. — Разве можно смеяться над старыми? — спросила Майку мама. — Смешно ей, — мама негодовала. — Чужой человек занимается с тобой совершенно бесплатно. Заботится о твоих манерах, думает о будущем твоем, а ты? Чем ты ей платишь?

— Неблагодарностью, да, — вынуждена была признать Майка. — Бабка, она, конечно, путевая, — уныло сказала четвероклассница. — У нее все путем. Как у этих… у товарищей.

— У кого? — мама прыснула — долго воспитывать она не умела. Но урок Майка заучила навсегда.

Не все смешно, что таким кажется.

— Вы любите сны смотреть? — спросила Сима, возвышаясь в чаще изумрудного леса.

— Люблю, только никогда их не запоминаю, — сказала Майка.

— А я все сны помню! — с жаром продолжила новая знакомая. — Совершенно все. Даже те, какие видела в сумчатом возрасте. Вот мне снилось, будто я сплю и вижу сон, а в том сне я будто тоже сплю крепко-крепко. Понимаете? — Сима выжидательно уставилась на Майку.

— Понимаю, — девочка торопливо закивала, хоть и не совсем представляла себе, о чем лепечет бедная Сима.

— Сейчас я вам расскажу…

Странно. Школьница стояла в самом центре чрезмерного леса и разговаривала с кенгуровой особой, а беседа получалась обыкновенная: будто с вахтершей теть-Женей или с дедом Финикеевым с третьего этажа. «Наверное, чудеса не могут быть чудесными с головы до ног», — решила про себя Майка и взяла с себя слово попозже хорошенько обдумать эту волнующую мысль. Сейчас ей было некогда: тетя Сима дурным голосом кричала свой сон.

— Красиво, правда? — прокричавшись, спросила кенгуровая тетя.

— Грустно, — признала Майка.

— И я говорю — красиво, — Сима энергично подвигала острыми ушами. — Я люблю подлинную красоту, чтоб наполняться ею, и плавать в ней, как щепка в луже. А мой самый новый сон был судьбоносным, — с жаром проговорила она. — У меня вообще, все сны судьбоносные, но этот, я чувствую, самый-самый судьбоносный сон. Он рассказывал мне будущее. Знаете, какое у меня будущее?

— Головокружительное? — предположила Майка.

— На пьедестале, — Сима потупилась. — Мне снилось, что я стою в богатом наряде, вокруг меня красота, а некто подает мне знак. И все понимают, что я достойная.