Андрей Школин - Прелести

— Да это не из-за времени, это что-то другое… Заеду, Владимир Артурович, обязательно заеду. Я вот о чём спросить хочу. Как мне себя с Мережко вести?

— Ну, как… Натянув на голову чулок, а на ноги туфли женские, или, как со мной, водки упившись до беспамятства… Нормально общайся. Раз уж вы встретились, то, видимо, дальнейших соприкосновений не избежать. Вот и веди себя уверенно, чтобы он уверенность эту чувствовал. Тем более теперь Мережко за каждым твоим шагом следить будет.

— Каким образом?

— Что, каким образом? Ты же был у них в этом центре, сам всё видел своими глазами?

— И про это знаете? — «глазом на затылке» отсканировал Сака, пожимающего плечами. — Вы диалог, как Влад их контакты обзывает, имеете ввиду?

— Диалог это или лекции на заданные темы, не знаю, но информацию Мережко регулярно получает, и с этим не считаться нельзя. И потом, обрати внимание на название центра. Они не только прогнозы делают, они ещё и программируют ситуации. Вернее, не они сами, а те, кто через них на реальный мир воздействовать пытается.

— Они — это кто?

— Та субстанция, которая на связь с Мережко выходит. Не знаю, под какой маской они ему представились, думаю, вскоре, сам всё выяснишь. И помни. Ты, если дурацких выходок допускать не будешь, им не по зубам. Они знают, что ты «не совсем от мира сего».

— Даже так?

— Был бы ты им интересен, если бы не так. И Александру больше делать нечего, как на экспрессах Дальневосточных разъезжать, да фотографии раздавать первому встречному.

— Всё равно, неравенство сил на доске изначальное. Мережко относительно меня сведения получает, а кто мне, если что, поможет? На Вас, Владимир Артурович, могу, по крайней мере, рассчитывать?

— Можешь. Или я мало тебе помогаю? Главное отсебятину не городи, спросить лишний раз не поленись, тем более, свободно сюда выбираешься, в любое время суток. Что там, кстати, за дата на диске стоит?

— На самом диске?

— Да нет, в файлах. Седьмое октября, кажется?

— Вроде, есть такое число.

— Вот и обрати на него внимание. Может быть, не спроста написано.

— Ладно, обращу. И ещё… Во, блин, а эти «спортсмены» как сюда попали?

По течению реки, на перегонки с волнами, летела байдарка. Два члена экипажа, в оранжевых спасательных жилетах, в касках и с рюкзаками за спинами, отчаянно размахивали вёслами и, глазами размерами с шарики для игры в пинг-понг, в изумлении, разглядывали окружающий мир. Видимо, картинка для «спортсменов» была не совсем привычной или, скорее даже, совсем не привычной. Из серии: «И где это мы?..»

— Эй, туристы! — я приподнялся с дерева и помахал им рукой. Они разом резко обернулись на окрик, и, выпучив глаза, теперь уже, до размеров шаров из большого тенниса, принялись грести ещё чаще.

Что они, интересно, увидели?..

— Художник и Поэт, если они не графоманы, если они действительно Мастера с большой буквы, по определению не могут быть ни добрыми, ни злыми гениями. Порок и добродетель должны присутствовать в творцах в равной мере. И когда ангел у одного уха играет на флейте благочестивые наигрыши, а бесы в другое нашёптывают гадости, точно в морской ракушке рождается жемчужина. Эту жемчужину, позже, обыватели назовут шедевром. В сердце Мастера всегда бушуют страсти. Он грешит всю свою жизнь, и он же пытается оправдать собственные грехи. Его оправдания, в свою очередь, превращаются в гениальные строки или божественные в непостижимости мазки. Сугубо положительные люди не станут Мастерами, впрочем, как и сугубо отрицательные. Таков закон. Не знаю, к счастью или к сожалению?.. — Владислав поднял перед собой руки ладонями вверх, давая понять, что он действительно не знает, и присел на стул.

— В Пушкине, в большей степени, порок или добродетель проявлялись? — Роман сидел на своём месте, положив на стол открытый блокнот и крутя в руке ствол карандаша. — И за чужими жёнами он ухлёстывать не дурак был, и на дуэлях подраться. А уж высмеять кого-нибудь, так вообще, «хлебом не корми». Люди потом отмыться не могли долгое время. Однако, гений…

— Я и говорю, в равной мере и то, и то присутствовало. Поэтому-то Александр Сергеевич действительно Мастер. Если взять русскую классику, то сколько угодно примеров «души горения» вспомнится. Достоевский каторжник, Толстого от церкви отлучили, Есенин, Блок, Гоголь… Порок на пороке. Но это одна сторона мемориальной доски. Та, что к стене повёрнута. А на обозрение другая плоскость выставлена. И размеры площадей обеих сторон получаются одинаковыми.

— Во мне тоже хорошего и плохого поровну, значит я гений? — Рома, обрадовавшись собственному умозаключению, лучезарно улыбнулся. Следом заулыбались остальные присутствующие.

— Помимо сопоставимой пропорции дерьма и солнечного света, гений должен обладать Даром Свыше. Иначе получится просто наполовину сияющий, наполовину мерзкий балбес. Остаётся надеяться, что у тебя этот Дар есть. Только ты его прячешь от окружающих.

— А Дар Свыше откуда берётся?

— Свыше.

— Берётся Свыше?

— Даётся Свыше. Чувствуешь разницу между «берётся» и «даётся»?

— И кому такой Дар даётся?

— Много кому. Но используют его единицы. Одни ленятся, другие не верят в то, что им дано, а у третьих, как раз, в балансе между пороком и добродетелью одна из сторон перевешивает. В итоге, в душе буря не поднимается, страсти не кипят, вопросы не возникают, и шедевр не получается.

— А что получается?

— Либо зловонная мерзость, либо приторная, слащавая имитация шедевра.

Ромка задумался на минуту, переваривая услышанное.

— Значит, добрых гениев не бывает?

— Да почему не бывает? И добрых и злых сколько угодно. Но тон в искусстве задают не они. Мировую сокровищницу культуры не они пополняют. А пополняют её обуреваемые страстями и сомнениями Пушкин, Достоевский, Шекспир, Ван Гог и Чайковский.

— Так кто даёт Дар этот человеку?

— Вот и спроси сейчас сам у наших друзей, — Мережко сделал знак и все члены группы, заскрипев стульями, подвинулись вплотную к столам. Я также подвинулся.

На тетрадном листе передо мной нарисованные «неприметным» Алексеем цифры в убывающем порядке от десяти до нуля чередовались с непонятными словами, похожими на санскрит, но в русской транскрипции. Это всё (опять же по наущению «неприметного») мне надлежало прочесть про себя. Этакий код для подключения к диалогу. Воспроизводить этот код надлежало с закрытыми глазами. Как зачитать незнакомые фразы, не глядя в шпаргалку, если я их не помню наизусть? Дилемма ещё та. И ещё Мерёжко пиалу протянул…

— Так как Андрей не успел выучить вводные тексты, мы сегодня ему поможем. Прочтём все вместе вслух. Ты, Андрей, повторяй следом. В дальнейшем запомни наизусть. И сделай только пару глотков, чтобы мы тебя потом, как недавно Романа, сетками по комнате не ловили. Держи.