Андрей Школин - Прелести

Заставил себя опустить голову и перевести взгляд. И сразу, следом, исполнил самое естественное в этой ситуации желание…

Открыл глаза. Издалека доносилась весёлая музыка. Лежал в одежде на нерасправленной пастели. Понятно, это — проекция. Здесь тоже не стал долго задерживаться…

Проснулся в поту. За окном мерцал свет фонарей. Тишину разбавляют своим треском цикады. Или сверчки… Интересно, как долго исследовал антипроекцию? И что такое антипроекция? Присутствовало четкое ощущение, что я опять влез куда-то не туда. Во что я на этот раз вляпался?

Полежал несколько минут, успокоился. Вспомнил вчерашний сон. С чего началась сказка? А, ну да, первоначальный сюжет мне приснился в поезде, после разговора с Александром. Там хищник отбивался от стаи своих сородичей. И как отбился? А никак. Лёг на землю и подставил незащищённую шею. Это факт общеизвестный, волки, случается, поступают подобным образом. Жертва становится доступной, но хищники, в итоге, не могут преодолеть психологический барьер и просто добить. Почему? Учёные, изучающие повадки волков, разгадку пока не нашли. Вот и в моём случае герой сказки остался жив, прибегнув к подобной тактике. К чему это я?

Всё, на сегодня больше никаких выходов. Никаких проекций и антипроекций. Просто спать.

Тысяча девятьсот девяносто первый год. Красноярск. Праздник Пасхи. Улица имени Надежды Крупской. Квартира Миши Магадана.

Миша Магадан — сильный, бородатый мужик, два года назад получивший во время сна удар топором в грудь от своего работника (Михаил в то время владел фирмой по производству деревянных детских спортивных площадок), допил седьмой стакан очень крепкого чаю и пристально взглянул на меня из-под мохнатых бровей:

— А потому они эту заповедь не понимают, что не могут понять. НЕ МОГУТ!

— Может быть, не хотят?

— Нет! — произнёс он очень твёрдо и решительно. — Именно, не могут. Не могут понять так же, как не могут подставить вторую щёку. Вот подумай и ответь, что для тебя легче, подставиться под удар или ударить второй раз человека, который после первого твоего удара не боится и не ненавидит тебя? Смотрит, как на брата родного и горячо любимого. Подумай.

— Я посидел пару минут размышляя.

— Пожалуй, лучше пусть бьют меня.

— Вот! — с каким-то нездоровым азартом поднял вверх указательный палец Магадан. — Вот и я о том же. Я этот вопрос в тюрьме отпетым сидельцам задавал. И почти все так же отвечали. Трудно не щёку подставить под второй удар, это и от трусости сделать можно. Трудно, после того, как тебя ударили, без страха и злости на обидчика смотреть. Вот о чём Христос говорил. А то, что кичатся, мол: «Я не хочу щёку второй раз подставлять, лучше сам отвечу!», так то не в хотении дело. НЕ МОГУТ! Не могут победить в себе в этот момент страх, бессилие, злобу и ненависть, — Михаил выдохнул воздух, присел и, закурив «Беломорину», усмехнулся, оправдываясь. — Видишь, всё никак не получается курить бросить, такой вот верующий…

Сделал пару затяжек, отмахнул дым и спокойно уже произнёс:

— А если бы могли, никто бы на них руку во второй раз поднять не осмелился. Никто…

Миша Магадан приснился. Ничего себе. Сколько лет о нём не вспоминал? Не виделись как раз с того памятного дня Воскресения Господня, когда и состоялась беседа на его кухне. Я ещё, помню, с разноцветными пасхальными яичками в гости пришёл. А ведь сон в тему…

И тут меня словно подбросило над кроватью. Спихнуло на пол понимание того, что если бежать, то непременно сегодня, сейчас. Завтра будет поздно! Затянет. Превращусь в одного из местных долгожителей, которые нос из Приюта не высовывают. Да ещё эта антипроекция!

Наскоро оделся и выскочил на улицу. Навстречу никого. Когда добежал до границы, только-только начало светать. Остановился возле знакомого куста. В метре отсюда другой мир с другими законами. И неизвестно, насколько гостеприимно тот мир меня примет. Кто встретит. Как там Магадан говорил? «Победить в себе страх, бессилие, злобу и ненависть?» Подставить щёку? Или шею? Да не испытываю я сейчас ни злобы, ни ненависти. И не боюсь, что самое удивительное. Спокойствие абсолютное. Спокойствие и… Да нет, просто спокойствие. Ну, что, пошёл?

В этот самый миг, отрезок мига, как тогда в легионе много лет назад, когда во сне подвергся нападению и не знал, откуда ждать спасения, вдруг опять вспомнил о Христе:

— Господи, помоги. Господь мой единственный и любимый. Помоги, Господи!

Так же ИСКРЕННЕ!

Неумело трижды перекрестился и сделал шаг по ту сторону…

Рядом спала Ольга. Моя Ольга! Дышала во сне ровно и чему-то улыбалась. Несколько секунд нежно смотрел на жену, потом неслышно встал и подошёл к окну.

Над Томском кружил белый снег. Первый в этом году снег. Крупный и пушистый. Будильник показывал половину третьего ночи. Значит, в земных условиях прошло всего несколько часов.

Хорошо-то как!..

— Котин, ты чего? — Оленька проснулась и смотрела на меня удивлённо.

— Ничего, ничего, снег выпал, я решил посмотреть. Спи, моя хорошая, — и, стараясь не разрушить идиллию, нырнул к супруге под одеяло.

По разному течёт время, по разному…

Автобус затормозил, прокатился пару метров юзом по наледи и неуклюже остановился посреди села. Человек десять пассажиров, не торопясь, по-деревенски степенно, вывалились из дверей «Пазика» и разбрелись по своим домам. Я оглядел автобусную остановку, здание сельской администрации, перекинул через плечо рюкзак и зашагал в сторону «Старой деревни».

Экономические изменения, гуляющие по просторам страны, прошлись и по сибирской глубинке, в частности по Красноярскому краю. То тут, то там, вдоль заснеженной улицы, среди стандартных покосившихся деревянных домиков, возвышались массивные свежепостроенные и ещё недостроенные кирпичные коттеджи. Здание же местной милиции вообще порадовало удивительным сочетанием строительного постмодернизма и заметно отпиленного бюджета. Рядом с массивным бесформенным головным помещением убого теснились обветшавшие пристройки, и зияло колдобинами старенькое крыльцо. На крыльце курил сигарету старшина в бушлате и без головного убора. Рядом со зданием отдыхал серый стандартный трудяга УАЗик.

Мост через замёрзший ручей по прежнему представлял серьёзную угрозу здоровью. Я дважды поскользнулся и дважды смачно выругался, пытаясь поймать ветхий поручень. Перевёл дух и вошёл на территорию «Старой деревни».

Что порадовало: На месте разрушенной в советские годы церкви, теперь сверкал куполами отреставрированный Православный Храм. Первомайская улица — налево от коварного моста, Храм — направо. Вновь, как в Приюте, вспомнил присказку — налево пойдёшь… Свернул направо.