Кейт Мортон - Далекие часы

Перси Блайт права, каждому нужны свои даты рождения и смерти. Одной первой даты недостаточно. Пока скобки не закрыты, мертвецу не дадут покоя.

Я решила не писать вступление к изданию «Слякотника» для «Пиппин букс». Объяснила Джудит Уотерман, что у меня совершенно нет времени, что я в любом случае не успела встретиться с сестрами Блайт до пожара. Она сказала на это, что все понимает и уверена, что Адам Гилберт охотно возьмется за работу с того места, где ему пришлось прерваться. Я признала, что это разумно, ведь именно он собрал все предварительные сведения.

Не мне было писать вступление. Загадка, которая семьдесят пять лет мучила литературных критиков, получила отгадку, но я не могла поделиться ею с миром. Поступить так означало жестоко предать Перси Блайт. «Это семейная история», — заметила она, прежде чем спросить, можно ли мне доверять. И теперь я не вправе открыть печальную и грязную правду, которая навеки бросит тень на роман. На книгу, сделавшую меня читательницей.

Написать же что-либо другое, переиначить старые добрые рассуждения о загадочном происхождении книги было бы поистине лицемерием. Кроме того, Перси Блайт наняла меня под фальшивым предлогом. Она не хотела, чтобы я сочиняла вступление, она хотела, чтобы я исправила официальные записи. И я сделала это. Роулинз и его парни расширили рамки расследования и отыскали в земле замка два тела, именно там, где я указала. Тео Кэвилл наконец выяснил, что случилось с его братом Томом: тот погиб грозовой ночью в замке Майлдерхерст в разгар войны.

Старший инспектор Роулинз пытался выжать из меня какие-либо подробности, но я хранила молчание. Мне не пришлось кривить душой, ведь я действительно больше ничего не знала. Перси говорила одно, Юнипер другое. Я верила, что Перси покрывала сестру, но доказать не могла. Да и не собиралась доказывать. Правда умерла вместе с тремя сестрами, и если камни фундамента замка все еще шептали о том, что случилось ночью в октябре 1941 года, я не слышала их. Я не хотела их слышать. Больше не хотела. Настала пора вернуться к своей собственной жизни.

Гроза, пришедшая с Северного моря к вечеру двадцать девятого октября 1941 года, гремела и стонала, сгущалась и хмурилась, прежде чем остановиться над башней замка Майлдерхерст. Первые капли еще на закате как бы нехотя пробились сквозь тучи, и мириады других последовали за ними перед наступлением ночи. Гроза была сдержанной, дождь предпочитал грохоту постоянство; час за часом размеренно плюхались крупные капли, струились по черепице, стекали с карнизов. Ручей Роувинг разбух, темный пруд в Кардаркерском лесу потемнел еще больше, и чуть просевшая юбка из мягкой земли вокруг замка напиталась водой, так что во тьме даже появились очертания давно засыпанного рва. Но близнецы в замке ничего об этом не знали; они знали только, что после часов напряженного ожидания в дверь все-таки постучали.

Саффи успела первой, оперлась рукой о косяк и вставила латунный ключ в скважину. Замок подавался туго, как всегда, и на мгновение она вступила с ним в борьбу, заметив, что ее руки дрожат, что лак на ногтях облупился, что кожа выглядит старой; затем механизм уступил, дверь поддалась, и подобные мысли улетели в сырую темную ночь, потому что на пороге стояла Юнипер.

— Дорогая моя девочка! — Саффи едва не заплакала при виде младшей сестры, которая в целости и сохранности наконец-то добралась до дома. — Слава богу! Мы так по тебе скучали!

— Я потеряла ключ, — сказала Юнипер. — Простите.

Несмотря на взрослый плащ-дождевик и взрослую прическу, которая выглядывала из-под шляпки, в полумраке дверного проема Юнипер казалась сущим ребенком. Саффи не удержалась, взяла лицо сестры в ладони и поцеловала ее в лоб, как делала, когда Джун была маленькой.

— Чепуха. — Саффи жестом указала на Перси, мрачное настроение которой растворилось в камнях. — Мы так рады видеть тебя дома целой и невредимой. Дай мне на тебя посмотреть…

Она придержала сестру на расстоянии вытянутой руки, и ее грудь защемило от радости и облегчения, которых она не смогла бы выразить словами; вместо этого она заключила Юнипер в объятия.

— Ты так опоздала, что мы начали беспокоиться…

— Автобус. Мы остановились из-за какого-то… несчастного случая.

— Несчастного случая? — отозвалась Саффи, отступая назад.

— Что-то с автобусом. Затор на дороге, наверное; я точно не знаю…

Юнипер улыбнулась и пожала плечами, не закончив фразу, но на ее лице промелькнуло недоумение. Перемена была мгновенной, однако этого хватило; обрывок фразы эхом разнесся по комнате, как будто Юнипер отчетливо произнесла его. «Не помню». Два простых слова, невинных в чьих угодно устах, но только не Юнипер. Тревога тяжело заворочалась на дне желудка Саффи. Она взглянула на Перси и уловила такое же знакомое беспокойство на ее лице.

— Что ж, заходи. — Перси тоже улыбнулась. — Ни к чему мокнуть под дождем.

— Да! — согласилась Саффи не менее бодро. — Бедная малышка, ты простудишься, если мы не побережемся… Перси, милая, сходи вниз за грелкой.

Когда Перси исчезла в темном вестибюле, ведущем в кухню, Юнипер повернулась к Саффи, обхватила ее запястье и спросила:

— Том?

— Еще не пришел.

Лицо Юнипер опечалилось.

— Но уже почти ночь. Я опоздала.

— Да, дорогая.

— Что могло его задержать?

— Война, дорогая; это война во всем виновата. Пойдем, я посажу тебя у камина, принесу что-нибудь вкусненькое выпить, и он скоро появится, вот увидишь.

Они дошли до хорошей гостиной, и Саффи позволила себе мгновение насладиться приятной картиной, прежде чем подвести Юнипер к ковру у камина. Она поворошила кочергой самое большое полено, а сестра тем временем достала сигареты из кармана пальто.

В камине взметнулись искры, и Саффи вздрогнула. Она выпрямилась, вернула кочергу на место и отряхнула руки, хотя они были чистыми. Юнипер чиркнула спичкой, глубоко затянулась.

— Твои волосы, — тихо промолвила Саффи.

— Я обрезала их.

Любая другая женщина коснулась бы рукой шеи, но не Юнипер.

— Что ж, мне нравится.

Они улыбнулись друг другу; Юнипер немного неуверенно, как показалось Саффи. Да нет, ерунда; Юнипер никогда не нервничает. Саффи притворилась, что не смотрит, как сестра обнимает себя за талию и курит.

«Лондон! — хотелось воскликнуть Саффи. — Ты побывала в Лондоне! Расскажи мне о нем; нарисуй словами картины, хочу увидеть и узнать все, что ты делала. Ты танцевала? Сидела у Серпантина? Влюбилась?» Вопросы возникали один за другим, норовили слететь с губ, и все же она молчала. Стояла, как дурочка, пока огонь согревал ей лицо, и минуты утекали сквозь пальцы. Она понимала, что ведет себя глупо: Перси вот-вот вернется и возможность пообщаться с Юнипер наедине будет упущена. Надо только решиться, обратиться к Юнипер прямо: «Расскажи мне о нем, дорогая; расскажи мне о Томе, о своих планах». В конце концов, это Юнипер, ее родная, любимая младшая сестра. Для них нет запретных тем. И все же… Саффи вспомнила о записи в дневнике, и ее щеки вспыхнули.