Владимир Шаров - Репетиции

Сборы длились три дня, а утром четвертого якуты, приведенные волхвами, инсценировали татарский набег на Березняки, когда-то в этих местах нередкий. Начали они неуверенно; все на конях, они боязливо и робко жались в кучу, как лесные люди в городе, не решались отойти друг от друга и долго взад и вперед ездили по деревне, ни с кем не заговаривая, ни со ссыльными, ни между собой — ссыльным они напомнили их самих в первые дни репетиций, — но затем, постепенно привыкнув к тому, что они должны будут сегодня сделать, и уже соображая и прикидывая, как они будут это делать, — старшим из них в молодости не раз приходилось участвовать в подобных налетах, и теперь им было приятно вспомнить то время, убедиться, что и сейчас, доведись и вправду пойти в набег, они справятся не хуже, чем тогда, — якуты стали на глазах расходиться. Лошади теперь шли под ними куда шибче и часто меняли аллюр. Всадники то, как прежде, сбивались в кучу и пускали лошадей рысью, то один из них, ломая строй, переходил на галоп и сразу вырывался далеко вперед, а другие, подбадривая себя громкими криками, немедленно устремлялись за ним в погоню и, догнав и коснувшись его короткими татарскими саблями так, чтобы он знал, что в настоящем бою был бы неминуемо убит, кричали, торжествуя победу, а потом лавой растекались по деревне.

Движение их все ускорялось, становилось быстрее и быстрее, сначала это только увеличивало безумие и хаос, во всяком случае так казалось ссыльным, но дальше, когда бег коней стал таким, что они уже не пытались уследить за ним, ссыльные вдруг увидели, что вокруг каждого дома, сплетясь из лошадей и всадников, образовался вопящий, ржущий и кружащийся водоворот, лошади были в мыле, и это лишь подчеркивало сходство, и такие же водовороты были вокруг каждой кучки ссыльных и даже вокруг каждого из них, если он стоял отдельно. Как ни странно, этим водоворотам, которые парализовывали, затягивали в себя и ссыльных, и их избы, совсем не мешало, что всадники то и дело на всем скаку поднимали лошадей на дыбы, а затем поводьями и плеткой посылали в другую сторону.

Опытный хищник обычно знает, когда жертва побеждена, смирилась с концом и тратить силы на борьбу больше не надо. Так и якуты: увидев, что деревня готова умереть и те, кто жил в ней, тоже готовы к ее смерти, — самим ссыльным было необходимо, чтобы якуты подготовили их к концу деревни, чтобы и они, и она смирились и свыклись с ним, — принялись натягивать поводья, и один за другим останавливали своих лошадей. Затем якуты — на этот раз как будто совершенно спокойно и даже умиротворенно — достали из колчанов стрелы, зажгли их и сначала раз за разом вместе пускали их в воздух; день был ясный, но все равно черные стрелы с горящими наконечниками были хорошо видны и на солнце, потом кто-то один пустил свою стрелу вверх и вбок, и она, нарисовав короткий полумесяц, вонзилась в соломенную крышу ближайшей избы. По весне солома была еще влажная, она никак не хотела заниматься, шипела, парила, и все — и ссыльные и якуты — стояли, смотрели на нее и боялись, что огонь потухнет. Но крыша наконец занялась, и тогда якуты, крича, снова пустили лошадей вскачь и, стреляя на всем ходу, за несколько мгновений зажгли деревню. Избы еще только разгорались и густо, почти пряча пламя, чадили, когда якуты, торопя и даже подгоняя нерадивых плетками, построили ссыльных, как будто и вправду уводили их в полон: десяток всадников впереди, затем ссыльные — они сами встали так же, как шли в Сибирь: евреи, за ними христиане, — дальше еще десять конных, следом скотина, а за ней арьергард из опытных воинов, старший из якутов проверил все и, убедившись, что пленные построены правильно, дал сигнал трогаться.

Сначала они шли в сторону Кети, ветер дул им в спину, и, даже когда они были уже в версте от деревни, в воздухе все равно было столько гари и сажи, словно они еще не вышли за околицу. Не доходя брода, их колонна повернула направо, здесь они в последний раз видели стоящий над деревней столб черного дыма; а дальше чистыми сосновыми борами, которые полосой тянулись по речной террасе, и якуты и ссыльные направились вверх по течению реки. Через три дня почти непрерывного движения — они останавливались лишь ночью на два-три часа, да и то не из-за себя, а чтобы накормить и дать отдых скотине, — их отряд, сохраняя все тот же строй и порядок, вышел к месту, где ссыльных ждали плоты и где по росписи они должны были разойтись и расстаться с якутами. К реке здесь, с юга, примыкала узкая каменистая гряда, Кеть делала излучину, огибая ее, и по этой гряде, усеянной множеством мелких и острых камней, якуты собрались уйти в сторону своих обычных кочевий. Сколько, кто, когда и куда прошел, на этих камнях могли прочитать только они сами.

Ссыльные же, сдвоив и запутав следы, теперь намеревались плыть по течению Кети обратно к дому, — затем еще верст сорок вниз, а оттуда уже пробираться к месту своей новой оседлости. Прежде чем проститься, якуты помогли им погрузить скарб и, главное, скотину — лошади и коровы боялись воды, дрожали, их надо было успокоить и тщательно привязать, чтобы они не перевернули плоты и не погубили все дело. Почти треть скотины ссыльные бросили на берегу, животные эти были изнурены, вряд ли бы выдержали дальнюю дорогу, и Ивашка Скосырев (апостол Петр) распорядился отдать их якутам. Якутам и еще дали много подарков: и ткани, и ножи, и бусы, так что они были довольны, потом вождь якутов и Петр обнялись, все плоты, кроме плота Петра, в это время уже были отвязаны и медленно дрейфовали на стрежень, наконец поплыл и его, и тогда животные на плотах разом заржали и замычали, а с берега им ответили те, что остались с якутами.

Реки Западной Сибири текут медленно, иногда кажется, что вода стоит в них, как в озере, Кеть не исключение, и поэтому растянувшаяся вереница плотов миновала брод, который вел к Березнякам, только на пятый день, как они отплыли. Дыма уже не было, но гарью все еще пахло, река не могла забыть этот запах, и он был последним, что осталось от их деревни. Двумя днями позднее плоты причалили у нужного ссыльным притока Кети, здесь люди, не выходя на берег и не выпуская из воды животных, выгрузились, те, кто вязал плоты, разобрали их, а остальные, не теряя времени, пошли по твердому песчаному дну притока вверх, туда, где через несколько верст должна была начинаться гать.

На следующий день ссыльные уже были на сопке, где и была основана новая деревня — Мшанники, которую можно найти на любых подробных картах Западной Сибири, и старых, и советских, — есть она и сейчас. Во Мшанниках и их ближайших окрестностях ссыльные и их потомки будут жить постоянно, доживут почти до наших дней, и, кажется, никто из них, за исключением ушедших и скоро забытых авелитов, эти места не покинет. Пожалуй, Мшанники можно было бы назвать последней родиной тех актеров, которые были отобраны Сертаном, здесь было дополнено до целого и завершилось все то, что он вложил в них; собственно говоря, его постановка, так никогда и не сыгранная, как он задумал ее, продолжала длиться и жить во Мшанниках многие и многие годы. Внеся в нее по требованию Никона условие, которое пока не осуществилось, — я имею в виду приход на землю Христа, — он дал ей почти безграничную жизнь, во всяком случае большую, чем у любого другого известного мне спектакля, сделал ее как бы бессмертной.