Чель Весте - Кристиан Ланг - человек без запаха

Он сделал глоток и, когда Ланг ничего не ответил, продолжил:

— Такие люди, как ты, Ланг, обычно трусливы. Надо не бояться быть жестоким, чтобы узнать, кто ты есть на самом деле. А иначе ты знаешь о себе не все.

Ланг хотел ответить Марко так же, как ответил Мерио тогда, в мае: что быть прытким, решительным и жестоким — безумие и надо шаг за шагом освобождаться от своей жестокости. Но он не смог выдавить из себя ни слова и промолчал, вероятно, потому, что боялся непредсказуемости Марко, его напора, его мощи, нерастраченной силы. Ланга захлестнула волна страха, и он лишь беспомощно покачал головой.

— В каждом из нас по-прежнему сидит дикий зверь, — нарушил молчание Марко. — По сути, мы поступаем так же, как наши предки при встрече с саблезубым тигром. Нет ничего загадочного в человеке, который убивает, спасая свою жизнь.

Ланг посмотрел в серые глаза Марко и заметил, что взгляд у него уже не безразличный, а горящий и живой. Внезапно, против своей воли, он согласился с этим молодым человеком, сидевшим напротив него, и сразу догадался почему: порой мы чувствуем парадоксальную общность с оппонентами, которые задаются теми же ключевыми вопросами, что и мы сами, но испытываем смертельную скуку в кругу единомышленников, вторящих нашим ответам.

— Неужели ты не можешь оставить нас в покое? Неужели не можешь дать нам шанс? — сказал Ланг, глядя на Марко в упор.

— Нет, — ответил Марко. — Не могу. Я твоя тень, Ланг. Тебе от меня никуда не деться.

Ланг опустил глаза и тихо произнес:

— Уходи. Допивай и уходи.

К его удивлению, Марко не стал возражать: одним глотком он осушил стакан, натянул толстовку и, не говоря ни слова, вышел. Только когда Ланг услышал, как хлопнула дверь и шаги Марко, удаляясь, постепенно стихли, он расслабился, и тело его сотрясла невольная дрожь.

Спустя неделю Ланг и Сарита отправились по горящей путевке в Рим. Путевку заказал Ланг, он же и оплатил путешествие. Возможно, рассуждал он потом, это была отчаянная попытка забыть о Марко и остаться с Саритой наедине. Правда, началось путешествие неудачно. Ланг не любил летать — он говорил, что не может заставить себя пристегнуться и беспомощно сидеть в кресле на высоте десять тысяч метров, в жестянке, похожей на сигарный футляр и заправленной тоннами горючего. Отвратительнее всего было ощущение тесноты, которое превращало его в мертвый груз, несущийся с нечеловеческой скоростью под действием неподвластной ему безумной силы: сидя в самолете, Лангу всегда очень хотелось бежать, он не мог сидеть спокойно, он хотел сам развивать скорость. На этот раз самолет трясло больше, чем обычно, и, когда они пролетали над Центральной Европой, Ланг поделился своими размышлениями с Саритой, сидевшей у окна. Но она лишь улыбнулась, покачала головой и поглядела в окно: Сарита обожала летать.

В Риме они изо всех сил старались восстановить былые отношения. Ланг не счел нужным рассказывать Сарите о своей ночной беседе с Марко. Они делали все, что полагается делать в Риме: были в соборе Святого Петра и в Сикстинской капелле, в Колизее и Пантеоне, загорали на Испанской лестнице и бросали монетки в фонтан Треви. Они обедали в дорогих ресторанах рядом с виа дель Корсо, а в закатный час заказывали ужин из четырех блюд на Джаниколо. Одно утро они провели на блошином рынке в Трастевере, а еще посетили галерею, где Сарита показала Ланту «Форнарину» Рафаэля. В остальное время они занимались любовью в гостинице, и Ланг испытывал незнакомые чувства, когда проводил рукой по коротким жестким волосам на затылке Сариты: перед отъездом она очень коротко постриглась.

Именно тогда Ланг понял, насколько серьезно болен его мозг. Он давно уже страдал манией преследования, и даже здесь, в Вечном городе, ему повсюду мерещился Марко: в людской толпе на Испанской лестнице, за колонной в соборе Святого Петра, в пиццерии на Трастевере, переодетый поваром, — куда ни глянь, везде этот Марко! Рано или поздно Ланг должен был проговориться, и в последний день, когда они обедали в небольшом ресторанчике неподалеку от пьяцца Навона, он рассказал Сарите о той пьяной ночи. Сарита слушала грустно и внимательно. Когда Ланг закончил, она секунду помолчала, а потом сказала:

— Он ищет твои слабые стороны. Он играет с тобой и хочет узнать, кто из вас выйдет победителем.

Ланг нежно взглянул на нее и задал тот же вопрос, который задавал Марко:

— Но почему? Какого черта ему надо?

Сарита наклонилась над столиком, как будто хотела погладить Ланга по щеке, но в последнюю минуту передумала и откинулась назад.

— Он тебя ненавидит, — печально сказала она, — он ненавидит все, что ты олицетворяешь.

— И что же это? — спросил Ланг. — Что я олицетворяю?

— Это немного похоже на твои отношения с сестрой, — задумчиво произнесла Сарита. — Эстелла ненавидит тебя, но и любит одновременно. Марко тоже ненавидит тебя, но в то же время он тобой восхищается. Он считает, что у тебя были все возможности, о каких только можно мечтать, и ты их использовал, а его жизнь утекает сквозь пальцы.

— Евангелие от Марко! — сказал Ланг и, стараясь говорить как можно язвительнее, добавил: — И ты конечно же одна из таких возможностей?

— Да, — спокойно ответила Сарита, — несомненно. И бесполезно говорить ему, что это я выбрала тебя, а не наоборот.

— Подожди… — запротестовал было Ланг, но Сарита оборвала его и серьезно произнесла:

— Имей в виду, Кришан. Марко совсем не дурак. Он не глупее тебя — все его друзья говорят, что он бы далеко пошел, если б знал, чего он… — Сарита замолчала, и Ланг ответил:

— Я знаю, что он не дурак. Я не сразу это понял, но теперь я знаю.

Сразу после возвращения из Рима Ланг с Саритой решили расстаться. Кто кого бросил — не важно: оба заверяли друг друга, что при таких обстоятельствах поддерживать отношения нельзя, а что там они думали и чувствовали, они и сами не знали. Ланг вернул Сарите ключи от квартиры и вручил Миро подарок на прощание — новую игру для приставки. После этого они старались не встречаться, но почти каждый день звонили или писали друг другу электронные письма, а Ланг часто говорил, как сильно он скучает.

Однажды в августе, после полудня, в дверь Ланга позвонили. На пороге стояли двое полицейских в форме — мужчина и женщина. Женщина уточнила, он ли Кристиан Ланг, и, когда Ланг ответил утвердительно, мужчина откашлялся и спросил, знает ли он человека по имени Марко Туорла. Ланг глубокомысленно нахмурил лоб и коротко ответил «нет». Тогда полицейский назвал ему возраст и приметы Марко, а его коллега добавила, что, согласно свидетельским показаниям, его видели с вышеназванным лицом в нескольких барах, а однажды вечером в марте Туорла якобы выходил из машины Ланга в центре города. Ланг недоверчиво покачал головой и сказал, что это, должно быть, ошибка, он не помнит никакого Марко Туорла и вообще никого, кто соответствовал бы данным приметам. Хотя, с другой стороны, добавил Ланг и улыбнулся женщине в форме очаровательной, застенчивой улыбкой, с другой стороны, его профессия, вернее, обе его профессии сделали его постоянным объектом внимания: незнакомые люди часто подходят к нему в барах и на улице, чтобы поговорить с ним. Ланг подчеркнул, что он никак не может упомнить всех людей, с которыми всего-то перекинулся парой слов, однако не исключает, что этот — тут Ланг сделал вид, что забыл, как его зовут, так что полицейскому пришлось повторить имя — Туорла мог оказаться как раз таким случайным знакомым. Полицейские участливо закивали и вежливо извинились, что вынуждены были помешать ему. Они пожелали ему удачи, и мужчина выразил надежду, что в будущем Ланг выпустит еще не одну хорошую передачу. И пока Ланг учтиво объяснял, что передачу, к сожалению, закрыли, но, кто знает, возможно, она со временем пойдет на другом канапе, женщина достала блокнот, который уже успела запихнуть во внутренний карман кителя. Она нашла пустую страницу и, удыбнувшись, спросила, не мог бы Ланг черкнуть свой автограф и, если можно, приписать: «Элине». Тогда мужчина сказал, нельзя ли дать автограф и ему, на отдельном листке, — это для его жены, большой поклонницы Ланга. Ланг написал два автографа и спросил: