Вернер Гайдучек - Современная повесть ГДР

Когда пламя пробилось через крышу, я увидела, как из всех щелей вырываются черные рои мух, сбиваются в огромный ком, превращаясь в какое-то гигантское насекомое. Казалось, оно заполняло собой весь дом. Огонь с жадностью пожирал его крылья, его черное подрагивающее тело. В нос бил острый запах горящего хитина. Даже обуглившись, мертвые тысячегранные глаза чудовища угрожающе смотрели на меня из пепла.

Постепенно я утратила остроту восприятия. На меня напала неодолимая сонливость, я беспрестанно зевала. Все происходившее вокруг меня лишь слегка касалось моей внешней оболочки.

Когда мы отъезжали от усадьбы и Дитер с трудом вел автомобиль среди стоявших в беспорядке пожарных автомашин, я заметила через заднее стекло тонкую фигурку Анны. Она шла вслед за нами по проселочной дороге, потом я перестала различать ее в наступившей темноте. Через некоторое время я снова заметила ее на фоне багровых отблесков пламени. Она шла так, будто ее совершенно не касалось все происшедшее.

На какой-то миг я очнулась от своей летаргии. Только тут до меня дошло, что случилось со всеми нами в эти последние часы, как сильно мы отдалились друг от друга. Я почувствовала, сколь много во мне холодного равнодушия. И мне стало страшно.

Усталость вновь опустилась передо мной спасительным занавесом. Шея болела оттого, что я беспрестанно оглядывалась. Я отвернулась, устроилась поудобнее и провалилась в облегчающую пустоту.

Мы стояли по ту сторону забора, отделенные от вещей, которые меня не касались. Перед нашими лицами бесновалось пламя, клубы дыма оттесняли нас в сторону поля. Нас мучил кашель. Я ощущала запах пота от пробегавших мимо пожарных.

…Снова стоит жара, написано у Сезанна. На меня внезапно напал смех. Громкий. Непрерывный. Страшное место стерто с лица земли. Я чувствовала себя способной на все. Это было похоже на освобождение из плена.

Она хлопала в ладоши пуповина перерезана мы хотим вместе кто взял ключ это была не жажда а просто потребность как справедливость в конце концов идти вслед за ее задом жара усиливалась вчерашние картины бесцеремонно меня мучит впечатление для всех это очевидно случайный момент белый как невинность знает необходимость в один огромный ком чистая вода в меня в то время как мы уходили мы стали мертвыми глазами пел черный дрозд вопросы после вчерашнего дня я ощутила потерю когда горячий ветер мне в лицо как прибыль определено направление и мы еще не знали что эти руки конечно подумала я у всех здесь я смотрела на ее крохотные груди пламя предложила название для моего тезиса я была в кино мое расчленяющееся тело кинофильм ей приходится хуже всего стонал умирающий дом чье послание я в будущем потрогаю эти коричневые соски кто поставил вопрос удержит мельничное колесо в половодье заметил как бессильно они избегают друг друга мое вязанье и мы видели кошка скоро окотится может быть кто-то что меня удивило потому что это были не его деньги будьте в распоряжении я вязала в машине вытащила наполненный шприц обратно когда я почувствовала вокруг горячих ног упущенное не…

Автомобиль осторожно пробирался сквозь ночь с притушенными фарами. Вчерашние картины — из другого времени, из чужой жизни.

— Я высажу вас у вокзала в райцентре, — предложил Дитер.

Освещенное отблесками огоньков на приборном щитке, его лицо казалось безжизненным, почти окаменевшим. Женщины расположились на заднем сиденье. Рени беззвучно плакала, уронив голову на плечо Марги. Ее хныканье, хоть и не слышное, вызывало у меня злость.

Изрезанная промоинами, дорога тянулась то через поля, то через богом забытые деревушки.

— Вот где это было! — вдруг вскрикнула в тишине салона Марга. — Я запомнила!

Дитер вздрогнул и прибавил скорость.

— Что «было»? — переспросила Рени.

— Здесь он захотел, чтобы я ему отдалась, прямо в машине. Когда мы сюда ехали. Но у него так и не получилось, — сказала Марга.

Было слышно, как Рени всхлипнула. Голову мою, казалось, сжимали обручем. Я потер виски.

Дитер с силой грохнул кулаком по рулевому колесу. Из черноты кустарника зелеными огоньками сверкнули глаза кошки. Машина проскочила через яму, резко стукнули амортизаторы.

— Ваша Карина должна молить бога, что осталась дома, — заметила Марга.

У меня не было сил, чтобы ответить ей.

Наконец-то я его выпроводила. Боже праведный, уже шесть! Так долго он никогда не задерживался. Ну, что там на термометре? Приходится всегда следить за температурой, чтобы вовремя сориентироваться. Зимой мы моемся на кухне, потому что в туалете вода замерзает, если ее с вечера не отключишь. Тогда приходится промывать после себя унитаз из ведра. Кипятком. Запах — как в стойле. Сейчас не зима, но я все равно моюсь на кухне. К примеру, сегодня.

Я моюсь сразу после близости с каждым из них, хотя не всем это нравится. Фред всегда замечал при этом, что я будто бы нарушаю интим. Ну, может, он и прав — по крайней мере встречи с ним были лучшее, что я имела в жизни. Мужчину распознаешь сразу — по тому, как он с тобой обходится. После некоторых встаешь с постели полуживая. По-моему, они думают, что чем мне тяжелее, тем лучше. Фред не такой. Я ощущаю его там, где для меня приятно. Фред говорит, я нарушаю интим, когда сразу иду мыться. Но я так привыкла.

Ах, Тереза, Тереза! Опять она притворяется, что спит. Но я могу дать голову на отсечение, что она подглядывала до сих пор. Тереза всегда подглядывает, когда ко мне кто-нибудь приходит. Такой, в общем-то, и должна быть хозяйка. Она даже проделала в смежной двери дырку, которую залепила лейкопластырем. Иногда, чтобы доставить ей удовольствие, я не гашу у себя свет. После этого кофе, который она варит мне по утрам, особенно вкусный и крепкий. В знак благодарности. Мы никогда не говорим об этом, но отлично понимаем друг друга.

Тереза много кое-чего повидала в жизни — она ведь вращалась в изысканном обществе. Муж ее был какая-то важная птица — консул в Никарагуа или что-то в этом роде. Его цапнула ядовитая змея — Тереза принесла ее с рынка в связке бананов. Случайность, утверждает она. Хотела бы я знать, каким этот консул был с Терезой в постели! У дипломатов ведь на все есть инструкции. Ну а теперь у Терезы остался только ее Буби — единственное существо, с которым она разговаривает. Да, жить, как она, я бы не смогла.

Ох, эта Тереза!.. Теперь она не хочет вставать по утрам, валяется допоздна в постели. Наверное, возраст все же сказывается. Ну что ж — хочет Дрыхнуть, да бога ради! А мне пора, я должна держаться — у меня есть свои обязанности. Пусть Тереза завтракает в одиночку.

Интересно, сколько раз он сегодня был со мной? Тереза наверняка точно подсчитала. Нечего удивляться, что она глаз не может раскрыть после таких ночных бдений.