Вернер Гайдучек - Современная повесть ГДР

Позади я слышала сопение и топот. Мне чудилось хриплое дыхание старухи, которая буквально наступала мне на пятки. Я чувствовала, что она вот-вот настигнет меня, обернется мной. Я уже представлялась себе той самой старухой с мешками и сумками, спешащей через пустынное поле. У меня перехватывало дыхание, воздух обжигал мне горло. Так, наверное, умирают от удушья, подумала я.

Самая впечатляющая картина детства, сохранившаяся в памяти, несмотря на все перипетии жизни: пожар в усадьбе Шеллеров.

Он разразился в полдень. Стояло теплое бабье лето, мы прочесывали заросли в низине и набивали себе животы пропыленными листьями щавеля. Мы бегали босиком, и я наступил на колючку. Ступня сразу же вздулась. Ноги наши были по колено белыми от пыли. Я ковылял вслед за Кариной, не отрывая глаз от ее икр, и от возбуждения забывал о боли.

До сих пор удивляюсь, почему я так детально запомнил все это, в то время как вещи, случившиеся гораздо позже, напрочь выветрились из памяти.

Анна была первой, кто услышал удары пожарного колокола. Вслед за тем через луг на велосипеде промчался служащий магистрата, трубя в сигнальный рожок. Тут мы уже заметили черные клубы дыма над деревней.

— Пожар, — сказал Феликс и побледнел: в Дрездене его еле успели вытащить из горящего дома. Крестьяне, работавшие в поле, оставили дела женщинам и помчались в деревню.

— Бежим! — крикнула Карина.

Мы ринулись вслед за взрослыми. Про колючку в ноге я и думать забыл. Когда мы добежали до усадьбы, языки пламени пробивались уже через крышу амбара. Со стороны пожарного депо доносились возбужденные крики. К горящей усадьбе подлетела повозка с насосом, запряженная парой лошадей. Пожарные, мокрые от пота в своей амуниции, чертыхались, пытаясь запустить мотор с помощью кожаного ремня. После каждой неудачной попытки ремень надо было тщательно наматывать на пусковую шайбу.

Наконец мотор затрещал, из труб хлестнули струи воды. Из близлежащих деревень прибывали все новые пожарные упряжки. Мужчины залезли в пожарный пруд и подкладывали камни под водозаборные сетки.

— Это чтобы в шланги ил не засасывало, — возбужденно объяснял Герд. Как будто мы сами не могли догадаться!

Мы стояли, вклинившись в густую толпу любопытных. Нарастающий жар заставлял нас отступать шаг за шагом. Мы жадно ловили обрывки фраз, которыми обменивались взрослые: амбар уже не спасти; огонь в доме; скот заперт… Мимо прогнали испуганных, сопротивляющихся коров — у одной из пораненного бока текла кровь. В дорожной пыли она оставляла прерывистый черный след. Ветер взметнул вверх груды горящей соломы и обрушил на толпу. Люди в панике бросились под кроны раскидистых каштанов.

У Феликса начался приступ истерики. Он, наверное, вспомнил о матери, которая так и осталась тогда в пылающем доме. Карина обняла его за плечи, и он зарыдал, уткнувшись ей в плечо.

Вода в пруду убывала. Пожарные перебросили шланги к вырытой в низине канаве и установили два новых брандспойта. Мы следили за их действиями, умирая от зависти. Они были для нас настоящими героями. У дома стояла свободная лестница на деревянных подпорках. Один пожарный ловко, как кошка, вскарабкался по ней, волоча за собой на веревке шланг, и начал поливать крышу. Если бы в этот момент нас спросили, кем мы хотим стать, мы, не задумываясь, ответили бы хором: пожарными! В следующие дни мы играли только в пожарных: раскатывали воображаемые шланги и карабкались по балкам под крышей сарая.

Стропила с треском рухнули, вверх взвились столбы искр. Амбар и коровник сгорели дотла, жилой дом остался невредим. Когда пламя стало постепенно ослабевать — был уже поздний вечер, — в толпе все настойчивее стал курсировать вопрос: с чего же начался пожар? Тогда как бы невзначай и было обронено кем-то слово: полячишки! Один старик поднял свою палку, ткнул ей в нашу сторону и яростно прохрипел:

— Пойдите к ним и спросите, где они были после полудня! Вот что я хотел бы знать!

— Скорей отсюда! — прошептала Карина.

Мы поспешно выбрались из толпы и пулей помчались домой. Вслед нам летели камни. От страха перехватывало горло, так что трудно было дышать.

По дороге нам попадались обугленные соломинки — ветер донес их почти до нашей усадьбы. Ночью родители забаррикадировали ворота, опасаясь нападения со стороны взбудораженных жителей деревни.

На следующий день на стене магистрата появилось извещение: причиной пожара явилось короткое замыкание, когда в линию высокого напряжения влетел гусь. Но подозрение в поджоге осталось. Гуси так высоко не летают, утверждали крестьяне.

Запах пожарища еще несколько дней ощущался в деревне. Тогда Карина и провозгласила первые заповеди нашей банды: держаться всегда вместе во что бы то ни стало! Один — за всех, все — за одного!

В то время мы не сомневались, что пронесем этот девиз через всю жизнь.

Фура, груженная длинными досками, перегораживает улицу. Я торможу. Поворачиваю. Гоню машину обратно. Чувствую укус в шею, кровь из сонной артерии обжигает кожу… Они высосут из меня кровь, они все! Красные капли сочатся из уголков рта Гизелы. Ваш счет, пожалуйста, говорит продавец хозяйственной лавки. Я плачу и плачу… Какой смысл во всем этом?

Вон там, на холме, у нас виноградник. Мы еще увидимся? Не думаю. Я ничего не думаю, я вижу кровь, я вывертываю полукруглые шурупы из замка от двери ателье Анны, я краду у себя время, она потирает свои длинные ноги одна о другую, дело в справедливости, кто держит это под спудом?

Ты же знаешь дело…

Помните наш девиз?..

Мы слушаем…

Этот девиз не утратил силы и сегодня…

А собственно, чего ты жалуешься?..

Бесцеремонно распахивается дверь, виден подрамник, полотно загрунтовано — и ни одной картины. Здесь нет победителей, это дом побежденных, я вижу его впереди между стеклоочистителями, он приближается — негостеприимный, непохожий на жилище, я открываю ворота, которые сопротивляются, я вхожу в дверь, которая никого не приглашает, в лицо мне ударяет дым, он валит из кухни, а теперь я вижу пламя — ведь я впустил поток воздуха и создал тягу, этого не может быть, я не хочу быть обвиненным в соучастии, я не орудие судьбы, пламя лижет уже края перекрытия, я не хочу, чтобы меня опознали по запаху дыма, я закрываю дверь, красный петух кричит, я запираю ворота, завожу машину, мы еще встретимся? Не думаю. Я выезжаю на шоссе.

К Вишневой горе — в другую сторону! Нет никого, в чьем имени я делаю ударение на втором слоге. Я жду, пока дым не повалит из крыши. Другая небось лучше ценила бы, чем она тебе обязана… Машина катит по деревне. Объявление о пропаже: ищу собственный стиль. Остались одни обрывки, шаблонные фразы, в которых совсем не то, что я хочу выразить. Я исполняю свой долг как гражданин, как строитель, как созидатель. Я ни при чем. Крики, сирена, возбужденные лица. Какое мне до всего этого дело!