Вернер Гайдучек - Современная повесть ГДР

«На карту поставлена моя жизнь, — думал он, — а они где-то болтаются без дела и черт знает чем занимаются».

Но потом мысли его повернули в другое русло. И вместо того, чтобы роптать и обижаться, он проникся сочувствием к своим друзьям.

«Наверное, у них просто смелости не хватило, — рассуждал он. — Ну и что с того? Зато они благоразумны. В самом деле, кто, находясь в здравом уме, добровольно отправится в это царство мерзости?»

Взглянув на солнце, он сказал сам себе: «Пора. Больше ждать нечего».

Шагая широко и стремительно, он быстро проскочил туннель. Но несмотря на то что очень торопился, заметил на обочине три окровавленные шпаги: одну — у Гнилого Болота, вторую — возле Прелой Горки и третью — на пустыре Жухлый Репей.

Значит, на границе произошел какой-то инцидент.

И вот он уже видит — на земле валяется что-то серое, а на репейнике висит что-то черное. И, подобрав то и другое, обнаруживает, что в одной руке держит шляпу Георга, а в другой — клок шерсти Каспера.

Как он заблуждался на их счет!

— О Георг, редкой души человек! — горестно воскликнул Добриэль. — Ты был хорошим садовником и доблестным воином.

Потом спохватился и добавил:

— О Каспер, редкого ума собака! Шерсть твоя была темной, а душа — светлой!

Он попросил у друзей прощения и поклялся отомстить Грызле страшной местью, если она причинила им какой-либо вред.

Сама же фея в своем дворце под дубом пребывала в полном неведении относительно чувств, клокотавших в Добриэле. Она восседала в своем кабинете за куском древесной коры, служившим ей письменным столом. Со стены доносилось ритмичное тиканье точильщика. Ольховая шишечка, усеянная светлячками, освещала государственные бумаги, которые подавали ей на подпись предводители ее собственных сословий и посланцы дружественных государств.

Но фея не удостаивала все эти бумаги ни единым взглядом.

— Итак, вы согласны со мной, — милостиво молвила она, обращаясь к Листоеду, представлявшему здесь все сословия, — что необходимо немедленно подчинить соседний сад нашей власти?

— Вы убедили нас в своей правоте, Ваше Величество, — ответствовал тот.

— Мы изучили ваши аргументы и нашли их неопровержимыми, — подал голос Слизняк от имени всех союзных держав.

— Прекрасно, — сказала фея. — Кстати, какие именно аргументы вы имеете в виду?

— Как же! — ответили все разом. — Ведь прошло уже двое суток с тех пор, как мы высказали им свой ультиматум, и было бы недостойно и дальше медлить с решением этого вопроса.

Грызля удовлетворенно икнула и спросила:

— А как насчет этого молодого человека по имени Добриэль, перед которым вы все так дрожите?

Присутствующие не осмелились икнуть и признались чистосердечно:

— Он, разумеется, чрезвычайно опасен.

Фея Грызля бросила нетерпеливый взгляд на жука-точильщика (его стук, похожий на тиканье, по народному поверью, предвещает близкую смерть).

— Давно уж должно быть двенадцать, — пробурчала она. Ей показалось, что время тянется слишком медленно, поэтому она проглотила точильщика и бросила через плечо своему гофмейстеру: — Не соизволите ли выглянуть наружу?

Колорадский Жук отдернул тяжелую завесу, над которой сто пауков трудились сто недель, и глянул в открывшееся дупло.

— Поздравляю, Ваше Величество! — воскликнул он. — Ваши верные слуги осы-рыцари несут тело поверженного врага!

— Молодцы, ребята! — одобрила убийц фея. Потом, обернувшись к сановникам, заявила: — Я избавила нас всех от этого Добриэля.

Все двери тут же распахнулись, и ос с почетом ввели в кабинет. Вид у них, надо сказать, был не слишком благополучный.

А вернее, на них живого места не было: тело обмотано бинтами, крылья облеплены пластырем. Еле волоча ноги, они приблизились к своей повелительнице.

— Вижу, борьба была нелегкой, — милостиво обратилась к ним она. — Но уж и я за наградой не постою. Однако где же труп? Почему вы его не показываете?

— Он лежит в прихожей, — ответил рыцарь фон Хват. — Мы сочли неудобным вносить его сюда: это ваш кабинет, а не кладбище.

— О господи, — вздохнула фея. — Разница, в сущности, не столь уж велика.

Сгорая от нетерпения, она перепрыгнула через письменный стол и бросилась в прихожую. Но тут же вновь появилась в дверях, трясясь от бешенства.

— Это не он! — бросила она ледяным тоном. — Вы убили не того, кого следовало.

— Это верно, — осмелился возразить рыцарь фон Зуд. — Однако борьба, как Ваше Величество сами изволили заметить, была все же нелегкая.

— Не пытайтесь прикрыть моими словами собственную наглость, — отрезала Грызля. — Я лишаю вас прав на ношение оружия. Шпаги на стол, господа!

— А мы их потеряли в драке, — смущенно промямлил рыцарь фон Глот.

— Считайте, что я их у вас конфисковала! — нашлась Грызля.

Вдруг раздался вопль ужаса. Его издал Колорадский Жук, все еще стоявший у дупла.

— Что там такое? — досадливо бросила фея.

— Он здесь! — прошептал Жук.

— Кто «он»?

— Он самый.

— Добриэль?

Жук лишь молча наклонил голову. Грызля приблизилась к дуплу и своими глазами убедилась: да, это был Добриэль; даже издали было видно, как он весь пылает праведным гневом.

— Что делать? — обливаясь потом, выдавил из себя Жук. Грызля смерила его презрительным взглядом.

— Я обещала ему, что буду у себя, — заявила она. — И приму его, как полагается.

Добриэль стоял перед дубом, широко расставив ноги, воткнув лопату в землю перед собой и опершись обеими руками о рукоятку. В такой позе он немного смахивал на героя Роланда и действительно мог внушить страх.

— Я пришел! — крикнул он. — Выходи, волосатая чертовка, на честный бой. Эй ты, Медведка, будешь держать свое слово, волчица ты подземная, акула сухопутная, или мне придется выволочь тебя из твоего логова?

Но тут двери королевского дворца распахнулись.

Сначала появилось нечто вроде красного тюка, который поднялся откуда-то снизу и постепенно заполнил собою весь проем.

Потом слева и справа вылетел наружу целый рой платяной моли и засуетился вокруг тюка. Они развернули рулон, и очень парадный красный ковер лег на землю и закрыл собою всю грязь и мерзость запустения.

Затем из дверей выступили шесть долгоносиков, вынесли трон и поставили его на ковер.

Потом появилась сама Грызля и уселась на троне.

— Мне кажется, вы взяли не тот тон, сударь, — сказала она. — Вы позволяете себе оскорблять царствующую особу.

— Так вас именует молва, — возразил Добриэль в свою защиту. — Что вы сделали с моими секундантами?

— Известно ли нам что-либо о его секундантах? — обратилась фея к своей камеристке, Гусенице. Ответа не последовало, да она его и не ждала. — С удовольствием покажу вам все, что у нас есть, — сказала она Добриэлю и дала знак приближенным.