Холдор Вулкан - Жаворонки поют над полем

— Ты, сынок, не кричи на меня. Относись с уважением к старшим. Потому что я кровь свою священную проливал на войне, чтобы освободить народ и Родину от фашистских захватчиков! Я был отважным воином и прошел пешком всю войну с винтовкой в руках от Таппикасода до самого Берлина! Если бы не было нас, ты бы не работал в этой шкаф-машине кондуктором. Давно бы сгнил в концлагере! Либо в Маутхаузене, либо в Освенциме. Уважай сынок, фронтовиков. Нас и так осталось мало. Ну, коли ты относишься ко мне так грубо, то какая разница между фашистом и тобой? Ты — хуже Гестапо! — обиделся старик.

— Что? Я — Гестапо?! Ну, ты, козел бородатый! Инвалид несчастный! Зря фашисты оставили тебя в живых! Ну, ничего я исправлю их ошибку историческую! — закричал кондуктор и ударил ногой изо всех сил по лицу старика — участника второй мировой войны, защищавшего народ от фашистских захватчиков.

Тут случилось нечто странное: от сокрушительного удара у старика отвалились белая борода, усы и брови. Увидев это, кондуктор еще сильнее взбесился:

— Ах ты сволочь! Мошенник, негодяй! — закричал он, еще сильнее стукнув коленом в жывот лжеаксакала-зайца.

Кто-то в панике закричал:

— Господин водитель, остановите, пожалуйста, шкаф-машину здесь, я сойду! — сказал он.

Далаказан остановился, и многие пасажиры спрыгнули со шкафа-агрегата. Кондуктор с силой вышвырнул лжеинвалида войны, ударив его ногой под зад и локтем по голове. Лжефронтовик упал лицом в землю, подняв пыль, а Далаказан побежал с криком:

— Жить-жить — житталалалу- лалула! — Жить-жить — житталалалу- лалула!

Перед въездом в город его остановил толстый, пузатый ГАИшник и, представившись, сказал:

— Старший лейтенант Мингсомбер, Ваши права, пожалуйста!

— У меня нет прав, я имею в виду человеческих прав — сказал Далаказан.

— Я прошу показать Ваше водительское удостоверение — пояснил ГАИшник Мингсомбер.

— А-а, ну, так бы сразу и сказали. Водительское удостоверение у меня есть. Вот, пожалуйста, на-чай-ник — сказал Далаказан, протягивая ГАИшнику Мингсомберу кипу денег.

— Я вижу с документами у Вас все — квас, то есть в порядке — сказал ГАИшник Мингсомбер.

Он взял деньги, с жадностью положил их во внутренний карман гимнастерки и снова отдал честь Далаказану.

— Можете ехать дальше, гражданин водитель! Счастливого пути!

Далаказан помчался босиком дальше с огромным шкафом на спине и весело крича:

— Жить-жить — житталалалу- лалула! — Жить-жить — житталалалу- лалула!

Он мчался с большой скоростью и, не останавливаясь на перекрестке, побежал на красный свет светофора и, в результате, потерпел аварию. Раздался пронзительный звук тормозов — и шкаф-машина Далаказана столкнулась лоб в лоб с бензовозом. От сильного удара бензовоз перевернулся и, покатившись, ударился об столб и взорвался.

На этом сон Фариды прервался. Она проснулась.

Наконец поле Гурракалонов было готово к посеву риса. Фарида не отправила Мекоила в школу и Зулейху в детский сад. Потому что было воскресенье. Маленьких детей оставив Ильмураду Гурракалон с Фаридой пошли по тропе к берегу реки, где их шалипоя серебрилась своей прозрачной водой и издалека казалась чистым зеркалом квадратной формы.

День был солнечным. В бескрайном синем небе не было ни облачка. Гурракалон шел с мешком на плечах, напичканным семенами риса. Вдоль тропы, по которой он шёл, тянулась полоса пышной зеленой травы, на которой сверкали, словно огни, алые маки. Мешок был довольно тяжелым и мокрым, так как влажные рисовые семена в нем уже дали остроконечные, бледно-зеленые ростки, которые уже распустили слабые корни и были готовы к посеву. Фарида шла с ведром в руках, которое скрепело, издавая печальный звук, похожий на крик гусей, летящих в осеннем небе над хлопковым окутанным туманом полем, где работал одинокий бульдозер «Алтай» тракториста Газинияза. Над полем гулял легкий ветерок, колыхая заросли юлгунов (юлгуны — степные можжевельники), порхали бабочки и стрекотали стрекозы. Над глубокими оврагами, на ветвях дикорастущих ив и тополей пели птицы. Издалека доносился тоскливый голос удода.

Когда Фарида с Гурракалоном подошли к берегу, они услышали хор квакающих лягушек и кряканье уток, которые доносились из тростника. Чувствовался запах водорослей. В прозрачной воде шолипои, как в зеркале, они видели своё отражение.

Гурракалон осторожно поставил мешок с семенами риса на небольшую горку щебня, на котором рос большой куст койтикана (бараньего чертополоха), у которого зеленые колючие коробочки были похожи на ежа, размером с горошину. Эти колючки к осени становились коричневыми и крупными, и своими острыми кручеными колючками прилипали к одежде человека, особенно к брючинам, и к хвостам коров и лошадей. Эти койтиканы особенно нелегко оторвать, если они вцепятся в шерсть овцы.

Открыв мешок, Гурракалон высыпал часть семян риса в ведро, которое подставила Фарида, и с ведром в руках босиком вошёл в прозрачную теплую воду. Взяв охапку семян, он начал рассыпать их, размахивая рукой плавными движениями. Семена рассыпались по рисовому полю, смешиваясь в тишине с шепотом дождя. Падая в воду, они оседали в мягкий грунт под тяжестью прозрачной воды.

Помогая мужу, Фарида наблюдала за его движениями и радовалась. Закончив работу, они сели на пригорок щебня, на котором рос большой куст койтикана, и, довольные своим трудом, стали любоваться рисовым полем с зеркально прозрачной водой, где, словно под стеклом виднелись только что разбросанные семена риса.

— Скажи, дорогой, почему ты при нашей первой встрече купил у меня рис? Ведь ты, как я вижу, — профессиональный рисовод, и у тебя тогда не было нужды в рисе — поинтересовалась Фарида.

— Вот в том то и соль, милая. Я тогда сидел и работал в своем вагончике, ремонтируя обувь, и по утрам слышал твой голос. Однажды я увидел тебя из окна мастерской и… влюбился с первого взгляда. С тех пор я каждый день стал ждать твоего прихода. Как я видел тебя, то я сразу столбенел, и сердце мое замирало. Я начал искать повод, чтобы встретится с тобой и увидеть тебя с близкого расстояния, желая утолить духовную жажду. Вот так мы с тобой и встретились тогда. Рис связал наши души, любимая! После этого я ещё больше полюбил рис и своё рисовое поле. Я счастлив!

— Я тоже — сказала Фарида.

— Ну вот, теперь нужно следить, чтобы в шолипое всегда было свежая вода — сказал Гурракалон. — Если в нем не окажется воды, то воробьи, налетая стаями, уничтожат семена. В прошлом году мой сосед по шолипое Арратопанов Калтакапан ночью выкопал канавку с той стороны моей шолипои, и вся вода ушла в сброс. Этот алкаш ненавидел меня из за свою жену, которая ушла от него. Дело в том что однажды его жена пришла ко мне домой, то есть сюда, где я жил один. Я думал она принесла обуви на ремонт. Потом выяснилась, что жена алкаголика Арратопанова Калтакапана пришла сказать, о том что она безумно любит меня. Я, конечно расстерялся, потом сказал, что мол, пардон, барышня, мне очень жаль, но я не люблю Вас. Она конечно горько заплакала и ушла обратно. Потом она бросив Арратопанов Калтакапан уехала в город. После этого Арратопанов Калтакапан от горе спился. Короче он той ночью выкопал канавку с той стороны моей шолипои, и вся вода ушла в сброс. К утру на высохшее поле прилетала огромная стая воробьёв и вылущила, как семечки, все семена, которые оказались на поверхности грунта, без воды. Когда я пришел, стая воробьёв с шумом поднялась в воздух как туча и улетела, сказав на своем птичьем языке «спасибо» за вкусный завтрак. В отчаянии я кидал в них камни и чуть не плакал. Мне пришлось заново засеять поле, и поэтому я намного опоздал с посевом. Когда я поздней осенью пришёл на поле с косой, чтобы собрать урожай, погода резко ухудшалась. Выпал снег. Урожай погиб под толстым покровом снега. Бывает и такое, моя любимая.