Холдор Вулкан - Жаворонки поют над полем

— Если подсчитать армию алкашей и бомжей по всему миру, то мы увидим великий шанс, который появился у нас, чтобы придти к власти! Мы скоро покорим не только страну, но и весь мир! Ура, товарищи собутыльники!

— Урааааа! — кричали алкашы.

На сей раз, они просто плакали от счастья.

Тут, откуда ни возьмись, появился участковый Базарбай. Подойдя к алкашам, он сказал:

— Чего вы тут столпились и кричите а, шайтаны?! А ну-ка катитесь отсюда, к едрени матери, сволочи, бездельники! Или соскучали по родному дому — вытрезвителю?! А ты еще не умер да, жидкое коровье дерьмо?! — сказал он и изо всех сил ударил Худьерди ногой по заднице.

Потом схватил его за рубаху и начал колотить его дубинкой по голове и в область шеи. Увидев это, остальные алкаши в страхе разбежались в разные стороны как стая бездомных собак, которых бомжи отгоняют от мусорной свалки.

Сегодня в Таппикасоде праздник. Нет, не праздник независимости страны. Таппикасодцы празднуют досрочное возвращение Далаказана из психбольницы. Его освободили за хорошее поведение. Он вышел на свободу не с пустыми руками. Ему дали корочку в красном переплете, где крупными буквами было написано, что Далаказан Оса ибн Коса является единственным в мире переводчиком птичьего языка, и величайшим учёным в современной мировой филологии. Таппикасодцы встречали его как национального героя: они подбрасывали его в воздух вместе с его огромным шкафом на спине и кричали хором:

— Ша-а-ай-бу! Шаа-а-ай-бу!

У многих на глазах были слёзы радости. Они плакали от счастья и улыбались сквозь слезы.

Особенно поразила односельчан шкаф-квартира Далаказана с паркетным полом и мягкими коврами ручной работы. Она была обставлена дорогой мебелью с кожаными диванами, стенкой, сервантом, в котором были выставлены хрустальные сервизы и фарфоровые вазы. Внимание односельчан привлёк также евро-камин с двумя креслами перед ним. На полу была постелена шкура молодого бенгальского тигра. А ещё они обратили внимание на новый портрет великого лжедемократора страны, который был вывешен на стене шкаф-квартиры. Хотя все эти вещи были нарисованы, но они всё же сильно впечатляли сельчан. Сам Далаказан тоже вроде бы стал городским человеком, то есть он пришел в Таппикасод в полосатой пижаме без рукавов и с коротким галстуком на шее. На ногах у него были зимние ботинки.

Кричал он тоже с городским акцентом.

Далаказан пообещал открыть на берегу реки Тельба-дайро школу птичьего языка и литературы, где он будет работать директором и преподавать детям односельчан птичий язык. Услышав это, Таппикасодцы еще сильнее обрадовались. Один из Таппикасодчан по имени Исамеддун, который работал независимым птицеловом в округе, принес в клетке, сделанной из черепа-узколоба, свою певчую перепелку и обратился к Далаказану с вопросом:

— Ты, энто, Далаказанбай Оса ибн Коса, поговори с моей перепелкой, узнай какие у неё проблемы, какие планы на будущее. Может, она захочет поблагодарить меня за хорошее питание и за уход за её клеткой.

— Хорошо — сказал Далаказан и, ударяя пальцем в подбородок, начал петь как перепелка. На удивление односельчан перепелка независимого птицелова Исамеддуна запела в такт Далаказану.

Далаказан начал переводить:

— Во-первых Ассаламу алейкум, дорогие двуногие! Я рада, что, наконец-то, вы начали изучать наш птичий язык! Но скажите этому птицелову Исаметдуну, что я столько лет сижу в этой дурацкой клетке, чтобы петь для него. Я пою не от радости, а от тоски по просторам, по клеверному полю, в котором я вылупилась из яйца и выросла. Я тоскую по родному простору, где я свободно летала на рассвете и на закате солнца! Когда арестовали и посадили сына этого птицелова Исаметдуна, он бегал чуть ли не на четвереньках по отделениям милиции и писал жалобы во все инстанции, чтобы освободили его сына, который сидит в тюрьме за распространение листовок, якобы, экстремистского толка. Как он умолял правозащитников, чтобы те заступились за его сына! А обо мне он даже не подумал. Он кормил меня дохлыми тараканами и сверчками, которых убивал, как хлопушкой, своей поношенной тюбетейкой. Он держит меня как узника в тесной клетке, которая в миллионы раз хуже, чем концентрационный лагерь «Жаслык». Когда я ругаю его и проклинаю, этот придурок только радуется. Скажите этому независимому птицелову Исамеддуну, пусть он выпустит меня из клетки. Пока он меня не освободит, его сын будет сидеть и гнить в темнице, и там же откинет свои копыта!..

Далаказан перевёл дословно речь перепелки.

Независимый птицелов Исамеддун обомлел и вдруг, сняв тюбетейку, горько заплакал:

— Перепёлка, перепёлочка моя, прости меня, ради бога! — причитал он. Всякий раз, когда ты пела, я думал, что ты меня хвалишь! Прости, если можешь! Я, дурак, не понимал твои слова, клянусь хлебом! Вот к чему приводит необразованность! Я обещаю тебе, что как только откроется шкаф-школа Далаказана, в которой дети будут изучать птичий язык, я тоже поступлю, и буду учиться на отлично, изучая ваш язык! А сейчас я выпущу тебя из клетки! Лети на свою родину, которая называется клеверное поле! На рассвете в тишине и Вечером, когда солнце скрывается за горизонтом, я буду приходить туда, в клеверное поле, чтобы со слезами на глазах послушать твои песни о просторах клеверных полей, о свободе!

Потом у всех на глазах независимый птицелов Исаметдун вынул острый нож из голенища своего сапога и перерезал клетку, сделанную из узколобого черепа. Неуклюже хлопая крыльями, перепелка вылетела из клетки и полетела в сторону берега реки Тельба-дайро, заросшиего юлгунами (степными можжевельниками).

— Жить-жить — житталалалу — лалула! Жить — жить — житталалалу — лалула! — радостно закричал Далаказан.

В приподнятом настроении люди разошлись. Кто пошёл на рисовое поле, кто — домой.

— Ну вот, дорогой сосед, ты снова у себя на родине! Еще раз с освобождением тебя из психдиспансера! — сказал Гурракалон с яркой гагаринской улыбкой.

— Спасибо, Гурракалон-ака.

— И Вам тоже огромное спасибо, госпожа Фарида Гуппичопоновна! — благодарствовал её Далаказан, поправляя ремни своего огромного деревянного рюкзака.

— Я тоже рада, что Вас досрочно освободили из учреждения, где лечатся душевнобольные пациенты. Наконец-то, восторжествовала справедливость! — сказала Фарида.

— Я тоже — сказал Ильмурад.

— Спасибо, Ильмурад, ты заметно вырос, и усы у тебя появились, словно весенняя трава. Голос твой тоже возмужал! — сказал Далаказан, хлопая Ильмурада по плечу.

— А где мои маленькие друзья? — спросил Ильмурад.

— Мекоил в школе, а Зулеха, как всегда, в детском садике. Они тоже обрадуются, узнав о Вашем возвращении, Далаказанжон — сказала Фарида.