Виталий Павлов - День чудес

— Ну что же, все это очень похоже на настоящий день рождения! — сказал Юра и сел завтракать.

Юра преподавал географию в одной из школ совсем маленького приморского городка. Конечно, ученики называли его не Юра, а Юрий Семенович, как и коллеги. Только несколько пожилых учительниц позволяли себя именовать его Юриком. И вообще, они проявляли материнскую заботу по отношению к своему молодому коллеге, приносили из дому пирожки, блинчики, вареники с картошкой. Юра стеснялся первое время, но потом привык и принимал всю эту домашнюю «вкуснятину» спокойно, как посылки от своих родителей.

Он шел к морю. Кривая улочка разматывалась каменным коридором и внизу упиралась в море. Юра подумал: «Это прекрасно, что есть такие улицы. Идешь и идешь, и вдруг — море».

Он сел на прохладную гальку, потом быстро разделся и с разбегу бросился в воду. Море тут же облепило его тело миллионом острых иголочек.

Еще через несколько минут он шел по дороге к школе и мысленно выстраивал сегодняшний день.

«До большой перемены все будут только загадочно улыбаться, — думал он, — а после второго урока кто-нибудь встретит меня возле дверей учительской и попросит подождать «еще минуточку». Потом меня впустят. На моем столе будет лежать красно-белый букет, а женщины будут сидеть и улыбаться сочувственно-счастливо, как это умеют делать только учителя. Потом мне подарят что-нибудь махровое: или полотенце или простыню и скажут, что, когда женюсь, — в хозяйстве пригодится, А после уроков мы будем веселиться. Я сбегаю за шампанским, будет пахнуть мелом и домашними пирожками. Потом даже кто-то захочет спеть и начнет, но затихнет, потому что Ольга Борисовна скажет:

— Неудобно, школа как-никак.

А когда начнут убирать со стола, ко мне подойдет Наташа и как бы в шутку предложит пойти и ресторан. И мне придется говорить, что двадцать девять — это не дата, вот когда стукнет тридцать… И всякое такое. Наташа тогда скажет, что ловит меня им слове и спросит у остальных, слышат ли они, а кто-то осуждающе скажет, что слышит…»

В конце улицы показалась школа Юра взглянул ни часы. Оставалось пять минут, чтобы зайти в учительскую, взять журнал и со вторым звонком пойти и класс. Техничка, которая дает звонки в школе, раньше работала в театре. Поэтому все называли ее по имени-отчеству и спрашивали ее мнение о телепостановках. Первое время, когда она пришла работать в школу, она давала три звонка, как в театре, но потом директор и завуч уговорили ее обходиться двумя.

— Поз-дра-вля-ем! — в классе разорвалась бомба, начиненная детскими голосами. На столе стояли цветы — причудливо свернутые в трубочки бутоны роз на длинных стеблях.

«Розы в такое время года растут только в оранжерее папы Кузьменко», — подумал Юра и сказал: — Спасибо, ребята, садитесь. Ну, посмотрим, что у кого выходит в четверти и в году.

Юра называл фамилию, смотрел на оценки, проставленные его рукой в журнале, вспоминал, что говорила ему по поводу каждого из учеников директор школы. Например:

— Ну Сысоев же… Его папа заасфальтировал наш школьный двор…

Так он дошел до номера девятнадцатого.

— Колечкин, — прочитал фамилию следующего ученика Юрий Семенович, глянул на парту, за которой должен был находиться белобрысый мальчишка, увидел, что его нет:

— А где Колечкин? — спросил он и посмотрел на Марину — соседку Колечкина по парте.

— А сколько сейчас времени, Юрий Семенович? — в свою очередь спросила девочка.

— Без пяти девять, но какое это имеет значение? Где Колечкин, Марина?

— Он сейчас будет, вы только не спрашивайте меня, я не скажу, я обещала…

Класс зашумел, захихикал. И в этот же момент школа наполнилась гулом, который приближался к классу, где вел урок Юрий Семенович. Вот этот ревущий шар достиг дверей и полетел дальше по коридору, а дверь открылась, и Юра увидел испуганные глаза пионервожатой.

— Юрий Семенович, во двор. Быстренько… — сказала она таким голосом, что задержаться хоть на секунду в классе Юра не мог.

Во дворе были уже все ученики и учителя. Можно было подумать, что состоится праздничная линейка. Все стояли, задрав головы, глядя в прозрачное небо. Юра не поверил своим глазам. Над школьным двором, раскинув огромные крылья, такие, как только сегодня во сне видел Юра, парил Лешка Колечкин из седьмого «Б».

— Летит! Ура! Летит! — кричали первоклашки И подбрасывали вверх, туда, к летящему мальчику, вторую обувь в матерчатых мешочках. Тут же стояла техничка Мария Ивановна, опершись на швабру, которую захватила на всякий; случай, когда началась паника. Открыв от изумления и испуга беззубый рот, она не знала: радоваться этому событию или сердиться. Ведь чистые полы никто не топтал, а небо… Небо пока не входило в ее компетенцию.

Посередине двора стояла директриса. Это высокая и крепкая женщина. В таких живет крепкая воля и здравый смысл.

— Колечкин! — крикнула она но ее обычно слышный во всех уголках школы голос утонул сейчас в общем крике ликования. Военрук, стоящий рядом, протянул мегафон.

— Колечкин! — усиленный голос директора заставил пригнуться даже старшеклассников, — заходи на посадку!

Видно было, что Колечкин услыхал голос директора и узнал его. Он стал снижаться, и уже все отчетливо видели его счастливые глаза, горящие радостью полета. Он снижался кругами, а школьная мелюзга повторяла каждое его движение на земле, разведя руки в стороны с воображаемыми крыльями. Юра внимательно следил за каждым кругом, сделанным Лешкой, и в какое-то мгновенно ему показалось, что на Колечкине не обыкновенные кеды, а огромные сапоги со стертыми каблуками и сломанной подковкой на одном из них.

Лешка приземлился в яме для прыжков и начал освобождаться от крыльев. Школа бросилась к нему, подошли директор с мегафоном и военрук.

— Так, Колечкин, — почему-то опять в мегафон сказала она. — Признавайся, откуда у тебя все это? Кто разрешил взять инвентарь и где?

— Какой инвентарь? — вместе спросили Лешка и Юрий Семенович.

— Вот этот, этот… — директор указала на крылья.

— Это не инвентарь, — вместе сказали Лешка и Юрий Семенович.

— Это подарок… — добавил Лешка Колечкин.

— Кому? — вместе спросили директор и военрук.

— Юрию Семеновичу… — сказал Лешка.

— Юрию Семеновичу? — спросили вместе директор и военрук и вместе подозрительно посмотрели на Юру.

— Крылья? — самостоятельно спросила директор.

— А что здесь плохого? — тихо сказал кто-то из учителей.

Никто не видел в этом плохое, и все молчали.

— А провода… Провода если бы зацепил? — спросил военрук.

— Школу бы обесточил… — с какой-то неясной интонацией: не то с грустной, не то с назидательной, произнесла директор.

— Просто Юрий Семенович рассказывал… — сказал Лешка Колечкин.