Виталий Павлов - День чудес

— Вот именно, — согласился Юрий Семенович, — только рассказывал, а полететь не мог.

— А Лешка смог! — обрадовалась Марина, вставшая рядом с Лешкой после его приземления.

— Понятно, — сказала директор, — смог, не смог… Все вместе идемте ко мне в кабинет. И вы, товарищ военрук.

— Идемте! — сказали вместе Юрий Семенович, Лешка и Марина.

— Есть! — сказал военрук.

Юрий Семенович возвращался домой. По-летнему знойное солнце плавило асфальт.

— Значит, иногда сбываются самые невероятные мечты, — думал Юра. — Вот ведь Колечкин — парил. Значит, расчеты мои были верны. Почему же у меня не получалось? Ну помогали Лешке Маринка и какой-то дядька Ванька-гармонист. Но ведь чертежи и расчеты мои… Мои… А он парил! Висел над школьным двором и смотрел на нас, маленьких, беспомощных.

На улице было сумеречно. Впереди стеклянным кубом светился универмаг.

Юра поднялся на второй этаж. Там на фоне туфель, в форменном халате стояла Алла. За эти та года, которые прошли с того дня, как Юра зашел сюда в первый раз, ничего не изменилось.

— Можно подумать, что понятие мода не существует для вашего отдела. Все тот же набор?

— Просто вы слишком часто приходите, — грустно улыбнулась Алла. — Не успеваем менять…

— Мы уже на вы?

— Продавцы обязаны называть клиентов на «вы».

— Даже тех, которые приходят, чтобы пригласить в ресторан?

— И ресторан?

— Да. Сегодня у меня есть прекрасный повод дли того, чтобы собрать друзей, посидеть, потанцевать, поболтать… Лешка полетел.

— Да я и танцевать-то… А много будет друзей?

— Много… Ты и я.

Густые чернила вечера залили город. Спрятали корявые руки деревьев, осыпавшуюся штукатурку, порожистые скаты черепичных крыш.

— Входи… — Юра открыл дверь комнаты. Из погреба тянуло сыростью.

Она ходила босиком по прогибающимся доскам пола и касалась рукой проступающих в темноте предметов.

— Знаешь, я ведь влюбилась в тебя очень давно, когда увидела по телевизору. Ты пел песню под гитару…

— Но меня никогда не показывали по телевизору. И гитара… Я не умею играть.

— Нет, нет, ты просто забыл. Ты забыл, это давно было. Потом пришел к нам, спросил, есть ли у нас что-нибудь сорок четвертого размера, что не стыдно будет одеть с фраком.

— Чушь сморозил…

— Ты думаешь?

— Уверен. Хотел показаться очень остроумным.

— Вообще-то я знала, что ты все равно придешь.

— А я разве не приходил?

— Приходил, но видел только импорт сорок четвертого размера.

— У нас мальчишка сегодня полетел…

— Ты не слушаешь меня?

— Слушаю. Но Лешка летал, понимаешь, летал! Смотрел на нас всех сверху, видел нас, маленьких, беспомощных, и крылья держали его!

— Крылья?!

— Я же сам ему все рассказывал, чертил и ни черта не смог, а он парил, как этот мужик…

— Мужик?!

— Мужик в рубахе, сапогах, со свертком.

— Я знаю! Вначале он долго поднимается, и сверток цепляется за стены на узкой лестнице, потом он добирается до площадки, туда, наверх, на башню, потом достает крылья и…

— И каблук у него…

— Да, да, стертый каблук со сломанной подковкой. Смотри! Смотри! Вот он!

Мимо окна, отбрасывая огромную тень, шел коренастый мужчина в ситцевой рубахе, в брюках, заправленных в сапоги, с большим свертком в руках. Подковы звонко цокали в тишине спящего города.

— Он идет к башне, я знаю!

— Быстрее за ним! — она вскочила и выбежала на улицу. — Да быстрее ты, быстрее! Он уходит!

— Сейчас! — Юра влез под кровать и, распихивая ящики с закаткой и чемоданы, вытащил большой сверток.

— Бегом! Он пошел к крепости, к башне!

Они вбежали в башню и, спотыкаясь, начали подниматься по лестнице.

— Быстрее, быстрее! Он улетит без нас!

Сверток мешал Юре подниматься, цеплялся за углы, не проходил в узкие двери. Наконец, они добрались до верха, но мужика там уже не было.

Алла села на парапет:

— Неужели это все? Неужели что-то закончилось для нас? Мы его больше не увидим? Наверное, это так и должно было быть. Сегодня появился ты, а он…

— Он улетел.

— Я так всегда ждала его появления. Он приходил, когда было очень плохо. Приходил и летал.

И и с ним, а теперь я с тобой? Ведь мы с тобой тоже должны полететь?

Должны, — он разворачивал сверток. Два крыла трепетали в его руках.

…Солнце откуда-то снизу начало подкрашивать небо, начинался день.

Крылья стремительно падали к морю, беспомощно вращаясь, но возле самой воды вдруг распрямились, вздрогнули и, набирая высоту, полетели над просыпающимся южным городом.

— Два пирожка и мыло, пожалуйста.

Фарфоровая продавщица с недовольным выражением лица плюхнула передо мной на страницу из «Огонька» товар. Пирожки были холодные и вялые, как уши охотничьей собаки, а мыло большое и красное, как кирпич. Я думал брать пиво или нет. Кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся. Рядом стоял человек с белым водоворотом волос вокруг розовой лысины. Он улыбался.

— Ну что, скалиться долго будете? Вы мне очередь задерживаете! — бесстрастно сказала продавщица и сунула в нарисованный рот леденец.

Я обернулся еще раз. Никакой очереди не было, только этот человек. Он смотрел на меня и улыбался, как старому знакомому.

— Вы что-то хотели?

Он кивнул в ответ, затем поднял руку и раздвинул большой и указательный пальцы. Я все понял.

— Водочки?

Он еще раз улыбнулся и кивнул.

— Сто грамм «столичной», пожалуйста.

— С этого надо было и начинать! — опять зарычала продавщица. — А то мыло ему подавай! Руки перед едой мыть собрался!

Она взяла бутылку, мерный стаканчик и, глядя сквозь него на люстру, нацедила под риску. В это время я смотрел на мыло и не мог понять зачем я его купил. Дома было мыла сколько угодно. Продавщица придвинула граненый стакан с мокрым рублем и слипшимися копейками ко мне.

Я взял сдачу, стакан, и мы отошли за столик в углу зала.

— Ваня, — человек протянул руку.

Я молча пожал ее и в этот момент впервые подумал, почему это вдруг я поставил «сто грамм» совершенно незнакомому человеку. Между тем Ваня отломил половину пирожка, улыбнулся своей обвораживающей улыбкой, поднял стакан и вылил по содержимое в глубину себя.

— Вы ешьте, ешьте, не стесняйтесь…

Ваня взял вторую часть пирожка и утопил ее в выпитой водке. Потом вытер руки о пиджак и сделал мне рукой знак внимания.

Я тоскливо смотрел на его засаленный пиджак, потертые брюки с воздушными флягами на коленях и ждал, что будет дальше. Ваня долго шарил по карманам и, наконец, где-то на дне внутреннего кармана нашел, что так долго искал, и, как это делают фокусники в цирке, показал мне.

Это был всего-навсего обычный камень с дырочкой посередине.

— На счастье! — выдохнул он и вложил подарок мне и руку. — Пока! — Ваня растворился в полумраке.