Петр Киле - Таинства любви (новеллы и беседы о любви)

Андрей порывался встать, Женя остановила его. А Кирилл продолжал уже добродушно, с легкой, почти неуловимой насмешкой:

- По-настоящему, нас только кормили. И в школе, и дома. И хорошо кормили, не правда ли? Нет, нет, я не жалуюсь, в этой свободе и воле нашего детства было много хорошего. Я помню наши экскурсии в Казанский собор, в Эрмитаж, где мы так же мало и невнимательно слушали, как в школе, занятые какими-то своими отношениями, и пусть картины Ватто или Пикассо я открыл лишь позже, в нашей непослушной, нетерпеливой, самоуверенной, дурашливой стайке девчонок и мальчишек шла своя таинственная жизнь, как где-нибудь там, где бобры устраивают свои плотины...

- Бобры? - засмеялась Женя.

- Мне пора! - вскочил на ноги Андрей, и через пять минут его мотоцикл взвился с грохотом и унесся в сторону Ленинграда.

Неожиданно оставшись наедине с Кириллом, Женя немножко смутилась, а он, кажется, уже освоился и посматривал на нее с улыбкой, чуть свысока.

- Вы живете по-прежнему на Васильевском острове? - спросил он.

- Да. Но откуда вы знаете?

- Как не знать! - усмехнулся он. - Я однажды специально поднимался на Кировский мост, чтобы сверху поглядеть на Васильевский остров...

- Что? - не поняла Женя. - Что вы хотите сказать?

- Это была, пожалуй, моя первая большая прогулка по городу, - заговорил Кирилл с видом воспоминания. - Получилось это само собой. Как только прозвенел звонок, я выбежал на улицу со смутным предчувствием чего-то необычного. Шел снег еще с утра, слегка морозило, и солнце сияло поверх Михайловского замка и уходило как бы назад, с запада на восток, по мере того как я продвигался вперед по мосту Пестеля со старинными фонарями и двуглавыми золочеными орлами. История царей и история декабристов, поэтов, революционеров так переплелись в мире, что я долго еще путал поэтические создания и действительные исторические события, ибо мир настоящего - жизнь моя в семье, школа - был пронизан, как город, синим небом, волнующими событиями прошлого... Я держусь того убеждения, что существует высший мир, как небо, как звезды, мир добра, мир поэзии... К этому миру мы всего ближе в детстве, - добавил он и продолжал: - Я вышел на Марсово поле, и вдруг стало далеко до города, до Кировского моста, который словно уходил в небо... Снег лежал, легкий, пушистый, разлетающийся, как пух, от малейшего движения воздуха, - что-то светлое и нежно-живое, будто это цветы расцвели, вроде ландышей... Я ушел далеко, поднялся на Кировский мост и увидел, точно впервые, Васильевский остров вдали... Что-то особенное мне померещилось, и я догадывался: там живет Женя Сережникова.

- Что? Когда это? - Женя вертела в руках ручку. Она уже не пыталась работать.

- Давным-давно это было, - продолжал Кирилл. - Она мне даже не очень нравилась, и виделись мы редко, иногда, по праздникам. Она жила недалеко, пока не уехала на Васильевский остров. Но я постоянно слышал о ней, как и она, возможно, обо мне, потому что семьи наши одно время были дружны. А по-настоящему Женя вошла в мою жизнь с того лета, когда я гостил у тети на даче в Юкках.

- В Юкках? Мы там только одно лето жили. Сколько же мне было? - сказала Женя, уже не удивляясь, что Кирилл говорил о ней в третьем лице.

- Маленькая Женя жила для меня самой таинственной жизнью, - Кирилл словно не обращал внимания на Женю нынешнюю, - уже потому, что я, находясь с нею под одной крышей, далеко не каждый день видел ее: то она поднималась очень рано, то спала до полудня, иной раз Женя уезжала в город, а я, не зная о том, ходил вокруг дома, спешил на обед с мыслью увидеть ее, а Жени нигде не было. И все же она была. Это я знал, словно видел, как она спряталась за шторой, за деревом, поспешно прошла по тропинке к озеру... И когда я меньше всего ожидал увидеть ее, Женя появлялась передо мной, словно всегда знала, где меня найти, в пустующей мансарде, где я любил читать, свесив ноги в открытое окно. Внизу блестело озеро, неширокое и длинное, похожее на реку, с топкими берегами, заросшими осокой и камышами... Это было дикое озеро, а купались все на соседнем, похожем, на большой искусственный пруд...

- Это я помню! - согласилась Женя.

- Я ничего и не выдумываю, - заметил Кирилл. - Или Женя выходила к этому дикому озеру, где я удил рыбу либо просто гулял, - узкая тропинка вдоль озера, местами топкая, с выступающими из-под земли корнями кустов и деревьев, и вода у самых ног, ракушки, мальки, длинные травы в воде - все привлекало внимание и вместе с тем пугало, и такое же чувство детского страха и любопытства я испытывал при чтении, особенно фантастики или интересных статей в журналах о тайнах Вселенной или микромира. Оттого, может быть, проводил я целые часы на озере, что оно заменяло мне чтение. Иногда я уходил далеко от дома, воображая себя альпинистом где-нибудь на Кавказе, взбирался по крутому склону невысокого холма. С каким торжеством я падал, если случалось падать, зато вершина была невелика и далей особых не открывала, и пока я отдыхал, сидя на лишайнике старого валуна, среди редких на каменистом холме берез, вдруг появлялась Женя. «Привет!» - восклицала она и тоже садилась на камень, хотя Софья Николаевна все лето ей повторяла: «Сидеть на камне нельзя! Особенно девочкам нельзя». Женя послушно вскакивала, но, точно еще не сознавая, что она девочка, все-таки садилась на камень.

Женя нынешняя улыбнулась. Она никак не могла понять: это объяснение в любви или просто случайное воспоминание детства?

- Да, нечто особенное для меня было в ней, и Женя, казалось, это знала. Но держалась со мной спокойно и молчаливо. После лета, почти всю зиму, я часто вспоминал о ней и время от времени испытывал настоятельную потребность увидеть ее... Но, кажется, именно в ту зиму вы перехали. И вот я остановился на Кировском мосту, догадавшись, что там, на Васильевском острове, как в старинном городе за морем, живет Женя Сережникова.

Кирилл замолчал.

- А вас опасно слушать, - сказала Женя. - Вы мне почти доказали то, чего не было вовсе: будто бы вы были влюблены в маленькую Женю, как и она - в вас.

- Почти? - улыбнулся Кирилл, но, не желая ловить ее на слове, отступил. - Впрочем, в кого мы не были влюблены в детстве - хоть на час, хоть на одну минуту! Правда, такая минута иной раз запоминается на всю жизнь. Я заговорил вас. Мне пора.

Тут Женя решила сказать ему, что она выходит замуж.

- Как он вам? - спросила она.

- Кто? Андрей?

- Алексей Мелин.

- В книжном магазине, по первому впечатлению, я вас принял за принца и принцессу, - сказал Кирилл, собираясь уходить.

- Как? За принца и принцессу?

- Не обольщайтесь, - остановил он ее с веселой усмешкой, - это хорошо, но не ахти еще что.

- Что, это может быть и плохо?

- Это всего лишь счастливое обещание юности. Ваш брат тоже обещал. Только в сказках принцы и принцессы оказывались на высоте своего положения.