Вероника Черных - Икона

За пятьдесят шестой год народ принуждённо выслушал более двух тысяч атеистический лекций, что на тысячу двести было больше, чем в прежние годы.

На Троицу, на престольные праздники собирались сотенные крестные ходы. Их участников отлавливали, избивали до полусмерти, грозили всякими карами. Не жалели и немощных старух, и болящих.

А в школах что творилось! Главным, самым важным предметом выпятился колесом атеизм. До хрипоты, до пота лекторы, учителя, преподаватели, журналисты, комсомольцы и коммунисты вещали о том, что надо верить в человека, в светлое будущее коммунизма, партии и её главе, то есть, идее, а не Творцу сущего – Богу.

Хотя на вопрос одного деревенского старичка простачка, почему пчёлки мёд собирают всегда в свой улей возвращаются, лекторы так и не могли толком ответить; бормотали лишь, что это всё природа виновата и её законы. Встречный вопрос «А что это за природа такая, что создаёт мир и даёт знания каждому существу и веществу, что, как и для чего делать?» повис в тумане безсильных ленинских и дарвиновских выкладок.

Кстати, сам естествоиспытатель Чарльз Дарвин честно предупреждал, хотя его и не пожелали услышать атеисты, что его теория эволюции – всего лишь теория и гипотеза, но никак не совершающийся факт, и претендовать на истину зарождения и существования жизни она не может; в конце жизни учёный вообще отказался от неё, покаялся в том, что придумал и обнародовал её; и умер христианином, твёрдо верующим в Господа Бога.

А декабристы? Как их превозносили! Как преклонялись перед ними! Какие исследования проводили! Музеи создавали, а позже – какие трогательные фильмы снимали! Декабристское восстание возводили в ранг самого значимого события в русской истории. Оно преподносилось как «культурное» и «дворянское», вовсе не связанное с насилием и кощунством.

Но мало кому известно, что Рылеев намеревался в случае успеха восстания истребить всю Царскую Семью, в том числе и детей. А сколько безобразия учинило Южное общество под руководством Муравьёва-Апостола в городе Василькове и его окрестностях! А планы Пестеля установить в России на десятилетия жесточайшую диктатуру ради введения в стране порядка и «единообразия в мыслях»?

Бедного Пушкина приплели: мол, лучший друг декабристов, сам почти декабрист! А на самом деле…

На самом деле Пушкин писал: «Не приведи Бог видеть русский бунт – бессмысленный и беспощадный. Те, которые замышляют у нас невозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уж люди жестокосердные, коим чужая головушка полушка, да и своя шейка копейка». Восстание декабристов стало позорным тупиковым бунтом. Разве мог Пушкин желать быть причастным к позору? [1] С. Валерия. Русский бунт // Инженер. – 2012. – № 4. – С. 8. Вряд ли.

Но о раскрытии истинного значения события 1825 года ещё далеко. Почти полвека. А пока…

В июне с мест доносили: «при ознакомлении с деятельностью церкви в селе Заплавное Борского района я выяснил, что в селе ещё ведутся разговоры о мифической окаменевшей девице на Волобуевской улице… хотя фельетон товарища Шкурлепова «Дикий случай» обсудили широко на колхозном собрании. Слухи о чуде сильно подействовали на пользу религии: под праздники и в Страстную неделю не было слышно песен и гармоники, больше стали ходить в церковь и причащаться. Под Пасху в кино не пришло ни одного зрителя…».

Ходили ещё слухи, что в начале весны Веру из дома забрали и поместили в психиатрическую больницу. Причём плотнику пришлось рубить половые доски, к которым приросла Вера. И будто бы, по шепотку плотника, доски были, как камень. Пришлось несколько топоров сменить… А когда доски всё же, будто, выломали, из разломов побежала кровь. А затем, будто, Вера так и сгинула в психушке. Куда ей и дорога.

Болтали ещё, много лет спустя, якобы Вере сменили имя и фамилию, выпустили её жить под строгим надзором родственников в посёлке Кимель. Замуж она не вышла, на работу не устроилась, жила на пособие на руках дальней родственницы. Никуда стареющая женщина не ходила, сидела дома, только смотрела в окно и кормила голубей, слетающихся к ней с окрестных домов…

Другие говорили, что Вера умерла через три дня после того, как ожила. Третьи – что она спасалась в Троице-Сергиевой лавре и там в своё время и похоронена без каких-либо данных о себе…

Ну, а год прошёл, другой начался, и благодаря усилием партии чудо о Верином стоянии стало мельчать, забываться – особенно теми, кто знал о нём от других, а сам к тому и не касался. Люди ушли из церкви, оставив в ней самых верных Господу, возвратились к танцам, кинотеатрам, гуляньям, пьянству в посты и, в итоге, – к безверию.

Друзей Веры после Пасхи тайно вызвали в партком и велели в три дня собраться и покинуть Чекалин. Их снабдили документами, комсомольскими путёвками, деньгами на первое время и отправили восвояси, подальше от места, где явлено им было чудо Божие. … Нет свидетелей – нет и чуда. Со всех их взяли подписку о неразглашении и забыли об их существовании.

Они попали на строительство военного города на Урале, где год назад был основан институт для производства атомного оружия – дублёр Приволжского Арзамаса-16 (Сарова), который называли просто почтовый ящик номер 0215 или Челябинск-70. Там они и прожили всю жизнь, храня в душе память о Вере Карандеевой, и только в начале XXI века рассказали о ней родным и глубоко верующим людям.

Светлана Терпигорева уже в зрелом возрасте, воспитав троих детей, постриглась в монахини в одном из женских уральских монастырей.

Остальные стали прихожанами храма в соседнем городе Касли – в том самом, где лили из чугуна чудесные скульптуры, решётки и предметы быта, пока в их собственном жилье не построили свою церковь в честь иконы Божией Матери «Державная». К 2010 году умерли Лев Хайкин и Совдеп Гасюк, тяжело болела Ида Сундиева… Но остальные помнили о чекалинском чуде…

Но это позже было, позже.

А пока в доме сорок шесть на улице Волобуевской продолжала стоять девушка с иконой, похожая на статую или на фарфоровую куклу, и ничто не менялось ни в её облике, ни в её состоянии.

Кто её кормил? Кто поил? Чем? Как? Мать никак не могла раскрыть ей губы и вложить в рот хотя бы жидкую кашу или каплю воды.

Казалось, одна внутренняя жизнь кипела в ней, выдавая себя редким биением сердца, редким дыханием и отчаянными криками в полночь:

– Мама! Молись! В грехах погибаем! Молитесь все! Горит земля от наших грехов! Жжёт! Жжёт!

Степанида Терентьевна в эти страшные минуты стояла на коленях возле дочери и слёзно молилась Господу, Пресвятой Богородице и святителю Николаю, Мир Ликийских чудотворцу, о прощении дочери. Устала неимоверно. Но, не щадя себя, вставала ночью и читала канон Господу, акафисты Пресвятой Богородице и святителю Николаю, над которым так посмеялась её несчастная дочь…