Александр Беатов - Время дня: ночь

"Если он написал такие книги, издал их на Западе", — размышлял далее Саша, — "Почему до сих пор его не посадили? Неужели КГБ ещё не проведал? Поистине, нас не так много — тех, кто знает такие вещи… И стоит "погореть" одному… И эти единицы погибнут… И останутся лишь одни военные, с простыми лицами и плоскими мыслями…"

Хотя он мог доехать до Комсомольской напрямую, на станции Парк Культуры по ошибке Саша сделал пересадку на Кольцевую линию.

В другом поезде военных оказалось будто бы меньше из-за большого количества обычных пассажиров. Многие были с тяжёлыми сумками, чемоданами — приезжие, перебиравшиеся с одного вокзала на другой. Другие — налегке, по-видимому, прибывшие в Москву для основательного прочёсывания столичных магазинов.

На станции Комсомольская, оказавшись в гигантском подземном зале, Сашка двинулся в толпе людей к видневшимся вдали ступеням. Он не любил эту станцию, всегда людную и — без эскалатора. Невольно, как и многие, он задирал голову, чтобы взглянуть на открывавшуюся на потолке одну за другою мозаику оптимистического соцклассицизма Корина, игравшую яркими, хорошо освещёнными красками.

Невольно поражала мощь, потребовавшаяся для создания этого подземного капища, одного из полусотни. Посещение таких "капищ" не было для граждан ни обязательным, ни добровольным. И тем не менее, все посещали их, проводя под землёю от часа до двух в день, добираясь на работу и домой.

"Хорошо, что в самих вагонах не вешают плакатов!" — подумал Саша. — "А то бы совсем некуда было деться! Наверное, всё же, кто-то и это продумал. Иначе бы всех бы воротило от этой "краснухи", и фрески на потолках не воздействовали бы на иностранцев и приезжих обывателей из провинции. А так, вернётся какой-нибудь Степан в родное село… — Где был, Стёпа? Что видел? — спросит жена. — Был тута, — ответит Степан, — Тама… А еш-шо в метре ихнем ездил… Какия тама картины на потолках! Вот бы нам в клуб! — Что же на картинах-то? — спросит жена. — А на картинах тех, — ответит муж, — Мы, как есть! Колхозники и рабочие, и вся наша жисть! Прям как в кино! И всё-то Советска Власть нам даёт!.. Токмо работать надоть еш-шо лучше…"

Сашка усмехнулся образу колхозника, созданного воображением, прошёл мимо освещённой прожекторами статуи Ленина и, поднимаясь по лестнице подумал: "Как на Заводе, в коридорах: из-за множества ламп от человека нет даже и тени."

Длинный подземный переход пошёл в гору. Куда бы он ни вёл, полагаясь на его создателей, все шли — в едином направлении.

"И почему не сделать эскалатор?" — подумал Саша, чувствуя усталость в ногах. — "Ведь есть же эскалаторы, и короткие, и длинные! Нет… Тут советский человек может пройти своими ногами, потому что не так тут ещё круто! Эскалаторы полагаются только там, где на "своих двоих" ему никак ни подняться — ни спуститься!"

И будто делая небольшую уступку, переход заканчивался входом на эскалатор, где поток людей замедлял движение, приводя всякого в ещё большее уныние от образовавшейся вдруг людской толчеи.

"Когда же конец?!" — с возмущением подумал Сашка, как, вероятно, и все его окружавшие люди, большинство с багажом в обеих руках. Толпа медленно вливалась в русла двух конвейерных лестниц, каждая из которых пожирала сразу по два человека. Третья линия не функционировала.

"Почему не включить все?" — размышлял Саша, почти останавливаясь в уплотнившейся людской массе.

И будто уловив его мысли, дежурная диспетчер вышла из застеклённой будки, стала отцеплять заграждение с бездействовавшего подъёмника. Тут же людское коловращение выбросило несколько добровольцев, смело зашагавших по ступеням, ещё не приведённых в движение. Диспетчер поспешно вернулась в свою будку, чтобы нажатием кнопки облегчить усилия людей выбраться на свободу…

Наконец, Сашка оказался в наземном зале здания метро, поспешил прочь, на вокзальную площадь, автоматически забывая эту обыкновенную, скупую на новизну, подземную жизнь города.

Санитар уже ожидал его. Они поспешили к поезду, готовому вот-вот отправиться.

В это поутреннее время, после часа пик, электричка оказалась полупустой. Поэтому спутники заняли места друг против друга, у окна, в середине вагона, как раз, когда поезд дёрнулся и начал набирать скорость. На окне ещё не было установлено второй, зимней рамы, и через открытую фрамугу звук от стука колёс, отражённый от другого поезда, ворвался в салон.

— Ты не возражаешь, если мы закроем окно? — спросил Санитар.

— Нет, конечно. — И Саша, поднявшись, начал поднимать фрамугу. Справившись с нею, он сел.

— Спасибо, брат! — Санитар как всегда говорил спокойно. — Ты — повыше меня ростом. Я бы не смог сделать это так легко.

— Пустяки! — И Саша подумал: "Почему он иногда придаёт значение таким косвенным житейским вопросам, тогда как можно сразу говорить о более важных делах?"

Не ответив себе на эту мысль, и другой не задавшись: какие дела считать важными, а какие нет, — он спросил:

— До какой станции мы едем?

Санитар назвал станцию, и Саша понял, что это — не близко.

Минут десять ехали вокзальными задворками, с унылыми промышленными картинами, пока поезд не остановился на станции Маленковская, где жил Санитар.

— Почему мы не встретились тут? — поинтересовался Саша. — Ведь, ты едешь из дома?

— В целях конспирации, брат. — Санитар обвёл взглядом полупустой вагон и добавил: — Ты видишь, никто не вышел и никто не вошёл. При желании нас легко было бы выследить.

Поезд снова тронулся. Справа потянулся лесопарк.

— Я люблю здесь гулять. — Санитар указал на дорогу вдоль леса. — Там есть одно раздваивающееся дерево, в форме креста… Вон оно! Смотри!

Саша попытался разглядеть дерево среди деревьев, но не сумел. Поезд набрал скорость, пролетел в туннеле, под окружной дорогой, на какое-то мгновение погрузив пассажиров в темноту, после которой снова ударило по глазам светом утреннего солнца. По левой стороне потянулось бесконечное здание многоэтажного массива.

"Как люди, живущие тут, обходят свой дом вокруг?" — подумал Саша. — Наверное, впрочем, подъезды — на обе стороны выходят…"

Бесконечное здание утомило взгляд, переключило мысли от внешней панорамы на тот вопрос, с которым Саша и его спутник ехали к священнику. И, будто бы, уловив эту перемену, Санитар сказал:

— Я полагаю, брат, тебе будет очень интересно познакомиться с отцом Алексеем… Он — единственный православный священник, который близок нам по своим взглядам и по своей деятельности. Несмотря на то, что он вынужден придерживаться ограничений, налагаемых патриархатом, по мере своих сил, отец Алексей пытается провести модернизацию, научить людей мыслить по-новому. Благодаря его книгам, многие из, так называемой, советской интеллигенции, серьёзно обращаются к религии. Несомненно, отец Алексей — человек, уловивший дух, носящийся в воздухе.