Александр Беатов - Время дня: ночь

— Так… — согласился Саша.

Отец Алексей посмотрел на Санитара, перевёл взгляд на книги, лежавшие на краю стола.

— Ну что ж, помолимся, друзья! — и поднявшись, он быстро прочёл по церковно-славянки молитву, осенил крестным знамением сначала Санитара, затем Сашу.

— А эти книги… — священник на секунду как будто задумался, — Оставьте их себе… — И распахнув дверь своего кабинета, он вышел, Санитар и Сашка — следом за ним.

— До свидания, — сказал Саша, но ответа не услышал, потому что священник уже стоял на пороге гостиной, обводя взглядом десяток ожидавших его людей.

Назад до станции добирались на полупустом автобусе, как-то неожиданно подъехавшем к остановке, мимо которой путники проходили. Санитар взял билеты и от десяти копеек, которые Саша попытался отдать ему за себя, отказался. Они прошли на переднюю площадку, сели за спиной водителя.

Автобус ехал быстро, изредка останавливаясь по требованию немногочисленных пассажиров. Скоро он свернул с шоссе, въехал в город, где начал останавливаться много чаще. Салон как-то быстро наполнился, так что совсем не осталось сидячих мест.

На одной из остановок какая-то бабка, с кошёлками, задерживая всех, долго поднималась по ступеням передней двери.

— С задней площадки надо заходить, мамаша! — громко сказал какой-то парень, и две девицы, сидевшие рядом с ним, засмеялись.

Санитар быстро поднялся. Поднялся и Сашка, чтобы выпустить его.

— Садитесь, пожалуйста, — предложил Санитар.

Бабка протиснулась мимо, опустила сумки на сидение, молча села, заняв сразу два места.

Через несколько остановок была конечная. Народ повалил к выходу.

С пол часа ждали электричку. От переутомления Саше хотелось спать, и оттого что приходилось превозмогать своё состояние, как обычно, у него разболелась голова. И хотя он предпочёл бы не разговаривать, тем не менее, спросил:

— Как же насчёт Никанорова: мы, что, разве зря ездили? Ведь ты ничего не спросил у отца Алексея.

— Почему зря? — ответил Санитар. — Отец Алексей всё понял без лишних слов. — Он помолчал, слегка опёрся одной рукой о белёную каменную изгородь перрона. — Володя сам должен решить, как ему быть… — добавил он.

— Почему мы ехали ради этого?

Саша решил облокотиться об ограждение.

— Осторожно! — спохватился Санитар. — Ты можешь испачкаться! Это ограждение побелено.

Саша отпрянул от изгороди.

— Скоро должна подойти электричка. — Сказав это, Санитар помолчал, а потом добавил: — Хотя Отец Алексей во многом рассуждает по православному… Тем не менее, он, как я тебе уже говорил, один из немногих, кто понимает по-настоящему наше экуменическое движение. Я бы не хотел, чтобы между нами возникли какие-либо разногласия по поводу Володи… Сам факт нашего посещения, сказал ему о многом… Кроме этого, мы ездили к отцу Алексею не только из-за Никанорова… Я хотел познакомить тебя, брат Саша, с отцом Алексеем, потому что ты не раз в наших беседах цитировал его книги…

Саша не совсем отчётливо понял мысль своего наставника. Но уточнять не решился из-за утомления и чего-то такого, что он сам ещё отчётливо не осознавал.

Прибыл битком набитый поезд. Им едва удалось втиснуться. Пол пути ехали в тамбуре, каждый сам по себе. Оказавшись в вагоне, Саше удалось разместиться у крайнего левого окна и в качестве опоры прижаться лбом к закрытой фрамуге. Санитар остался где-то сзади, плотно стиснутый другими пассажирами.

За окном мелькали деревья пролесков, крыши домов или дач, шлагбаумы дорог, с машинами, ожидавшими прохода поезда. Вскоре местность начала терять провинциальный характер. Потянулась гигантская труба, с надписью по-английски: "POLEVAYA STREET".

Она привлекла Сашино внимание.

"Почему по-английски?" — подумал он. — "Кто сделал эту надпись? Ладно бы написали что-нибудь антисоветское… Саша задумался, что бы он написал на трубе…

В вагоне было тихо. Поезд ехал не скоро, раскачиваясь, скрипя вагонами.

"А что можно было ещё написать? Может быть по латыни: "Laudetur Jesus Christus"? Но вряд ли тот, кто писал был верующим. Что же ещё можно было написать такое, что на следующий бы день не стёрли, вместе с трубой, и что бы осталось надолго?.. Видно ничего не пришло в голову… И написал просто название улицы… А то, что не по-русски — в этом-то и вся изюминка: хоть как-нибудь выразить свой протест: нате-ка, читайте и думайте, обыватели: почему не по-русски?! А потому — что за это нельзя ни в чём обвинить! Всё легально! Точно так же, как книги, что у меня в сумке, с вырезанным названием издательства…"

И Саше захотелось достать одну из книг и начать читать в открытую.

"Пусть какой-нибудь "ветеран" удивится", — подумал он. — "Только что трубу разглядывал в недоумении и говорил себе: "Етина мать! Нет на них Сталина!" Ан тут, как увидел бы западное издание — совсем отпал бы!"..

Саша оглянулся. Кругом стояли равнодушные и утомлённые люди. И трубу, с надписью по-английски, даже если и заметил кто, то вряд ли придал какое-то значение, как Сашка.

"Комформизм сознания…" — вспомнил юноша слышанное от Санитара определение. — "Их ничем не удивишь и не тронешь", — продолжал он думать. — "Даже, явись заново Христос — они и распинать его не будут… На то найдутся другие палачи… Будут просто по-прежнему ходить каждый день на работу, смотреть телевизор и по вечерам играть в домино…"

Поезд въезжал в город… Проехали под мостом окружной дороги, на две секунды, погрузившись во мрак. И, догадавшись, что Санитару сейчас удобнее выйти на его станции, Саша оглянулся — и увидел, как тот, тоже, решив попрощаться, поднял правую руку, с указательным пальцем вверх и стал пробираться к выходу.

Оставшись один, Саша начал вспоминать сегодняшний день…

Перед его мысленным взором как-то сразу вдруг отчётливо предстал образ отца Алексея, священника, в чёрной рясе, стоящим лицом к алтарю, потом подпевающим, чтобы помочь хору… Вспомнилось, как он целеустремлённо прошёл от храма к сторожке, на секунду перебросившись словом с Санитаром; как остановившись на пороге, он приглашает Сашу лично войти к нему в кабинет; и вдруг неожиданно — Саша уже находится совсем рядом, в каком-то полуметре от этого удивительного человека!

"О! Кто из вас, обывателей, может представить себе такое!" — подумал Сашка, приходя в какое-то восхищение и окидывая взглядом понурые лица пассажиров. — "Можно ли представить себе такое: быть современником Пушкина или Серафима Саровского — и ни разу с ними не встретиться и не поговорить! А таких были миллионы… Впрочем, и сам Пушкин, похоже, даже и не слышал о своём святом современнике…"

И он снова и снова вспоминал детали сегодняшней необыкновенной встречи: слова, интонации, жесты, выражение глаз, взгляд отца Алексея… Его фразы — точные, лаконичные, со взвешенными словами, за которыми чувствовалась его глубокая убеждённость; жесты — естественные и необходимые для дела; взгляд — добрый и понимающий. Чёрные волосы с небольшой сединой… Борода… Большой приплюснутый нос… Улыбка всего лица, и очень живые, разговаривающие сами по себе глаза… И крест, на груди, за который он все время держался правой рукой…