Александр Беатов - Время дня: ночь

После общей молитвы по Розарию Санитар возложил на Сашу руки, торжественно-тихим голосом произнёс:

— Посвящаю тебя, брат Андрей, в экуменический Орден, исполняя возложенную на меня от Бога волю и исполненный доверием моих братьев и сестёр, дабы осуществились слова Господни об единении всех, истинно верующих, в невидимой Церкви Христовой… Пусть твоя душа, как малая капля, сольётся с другими душами, пребывая в Божией благодати и милости; и Дух Святой сойдёт на тебя Своим неизречённым воздыханием, благословляя тебя на поприще, в преддверие которого ты вступаешь ныне… И да наполнится Христова Церковь многоводными реками, текущими в жизнь вечную… И да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я — в Тебе; Да уверует мир, что Ты послал Меня…"

Завершив проповедь цитатой из Евангелия, Санитар сделал Саше знак подняться с колен, обнял по-братски и троекратно поцеловал. Все присутствовавшие начали подходить с поздравлениями. Последней была Оля.

— Поздравляю тебя, брат Андрей! — Она улыбнулась, пожала ему руку, но вдруг приблизилась и… поцеловала в щёку…

Вспомнив это, Саша будто заново почувствовал поцелуй и лёгкое прикосновение к левой щеке её локона…

Он потрогал свою щёку рукой, посмотрел в окно…

Всё тот же косой дождь бил в стекло, за которым мелькали деревья сквера…

Трамвай ехал быстрее, и колёса отстукивали новую фразу:

"Вернись — ко мне! — Иди — ко мне!"

После этого поцелуя Саша будто бы стал сам не свой. Не будь его, кажется, весь обряд был бы незавершённым. Но вместе с тем, из-за этого самого поцелуя с Сашкой сталось нечто, что вносило для него ясность в отношении к Ордену: едва вступив в него, он вдруг осознал, что безумно влюблён в Ольгу и теперь сделает всё, чтобы вместе с нею покинуть Орден.

"Пусть это будет ровно через год, чтобы не нарушать обет!" — думал он, сидя в квартире Григория за богато убранным столом и ничего вокруг себя не слыша и никого не видя кроме неё, сидевшей напротив, рядом с Вовой-хиппи…

Саша поднялся, сделал несколько шагов. Подошёл к окну… Ворона сидела на ветке в той же позе, будто никуда не улетала. И он опять вернулся к столу и сел, и, пытаясь сосредоточиться на чтении, выдвинул ящик, с книгой…

Оставалось совсем мало времени, когда в мастерскую станут приходить школьники, начнут пилить, просить его включить сверлильный станок, точило, — самое невыносимые для Волгина несколько вечерних часов…

Не успел он ещё найти нужную страницу в книге — неожиданно в двери появился Ерохин — Сашка резко задвинул ящик стола.

— Что это?! — начальник кинулся к нему. — Что у тебя в столе?! — повторил он.

Волгин поднялся.

— Ничего…

— Что ты держишь в столе? Показывай! Порнография? Знаешь, что тебя ждёт за совращение малолетних?!

— У меня нет никакой порнографии!

— Тогда что?! Показывай!

— Это мои личные вещи! Вы не имеете права требовать!

Ерохин не выдержал — рванул стол, поворачивая к себе. Но Сашка успел лечь, прикрыть его телом и ухватиться руками за противоположный край, так что ящик было уже невозможно выдвинуть, как ни дёргал его нахал, пока Волгин не двинул резко локтём по его грудной клетке.

Начальник отскочил, выпрямился. Он с трудом дышал. По его лбу стекал пот.

— Ах, так?! Рукоприкладство?! На рабочем месте! — воскликнул он. — Сейчас обо всём узнает Степанов! Уволю по статье!

— Пошёл вон, гомосек! — процедил Сашка, выпрямляясь во весь рост.

Он увидел вспышку в глазах Ерохина, и это было ни чем иным, как страхом. Животное беззвучно и быстро исчезло за дверью.

Отдышавшись после борьбы, юноша бросился к ящику, вытащил книгу Орвела, поискал взглядом, куда можно было бы её спрятать, и не найдя ничего лучшего, разорвал пачку новых бумажных салфеток, запихнул книгу в них и положил на полку, у раковины. В ящик же стола он поместил "Повести Белкина", раскрыв их где попало посередине. Сразу же зазвонил телефон — Ерохин снова вызывал Сашу к себе.

Не ожидая ничего хорошего, закрыв дверь на ключ, юноша вышел в коридор. Поднимаясь на третий этаж, он встретил комсорга Наталью, девицу, в очках, одного с ним возраста…

Когда он уже закончил ПТУ, Володя-дворник посоветовал ему стать комсомольцем для того, чтобы потом было легче поступить в институт. Пытаясь всеми способами застраховаться от армии, Саша, сторонившийся комсомольских работников ещё со времён средней школы, тогда, вдруг, изменил своим убеждениям, пошёл на компромисс с совестью и разыскал комсорга ПТУ, а тот только и был рад отвезти "добровольца" в райком, где ему тут же вручили членский билет. После этого, собрав необходимые документы, Волгин отправился в приёмную комиссию Института Культуры — вуз, в который он мог бы поступить, не обладая большими талантами…

На собеседовании, после нескольких вопросов, к его разочарованию, документы были возвращены, так как оказалось, что "выходцам из ПТУ" поступать на дневное отделение вузов запрещалось, до тех пор пока таковые не отбудут положенное время в армии. Таким образом круг замыкался.

— Если бы ты окончил своё училище с отличием, — говорил ему какой-то чиновник в канцелярии института, — То имел бы право… Вот, на, почитай… Тут всё сказано… — И он протянул Волгину листок с текстом о правилах приёма абитуриентов.

Да, действительно, Саша пробежал глазами текст, из которого выловил фразу, особенно резавшую глаза из-за слов "выходцы из ПТУ".

— Ты, конечно, можешь поступать на вечернее отделение… — продолжал чиновник долбить своё, — Но, ведь, оно тебе ничего не даст… С него тебя всё равно заберут в армию. Так что, советую зря времени не терять. Ведь гарантии, что примут в институт тоже нет, с таким средним баллом, как у тебя в дипломе…

В тот же день на кухонной газовой плите новоявленный молодой комсомолец сжёг до тла свой членский билет ВЛКСМ… Поступая на работу во Дворец пионеров, Сашка заявил, что в комсомоле не состоит, и поэтому, к нему сразу же начала приставать комсорг, пытаясь привлечь Волгина к вступлению в ряды комсомольцев. Он старался избегать с ней встреч, каждый раз заканчивавшихся одним и тем же вопросом: когда он напишет заявление?

Как ни странно, встретившись теперь на лестнице с Сашкой, Наталья проскочила мимо, едва взглянув на него.

"Неужто от Ерохина?!" — подумал он с иронией. — "Никак на задание пошла…"

— Присаживайся, Саша, — как-то дружелюбно сказал Ерохин, указывая на стул, почему-то развёрнутый наоборот — спинкой к окну. Сам же продолжал по-деловому перекладывать какие-то бумаги, стоя с другой стороны своего стола.

Когда Саша сел, Ерохин посмотрел на подчинённого, улыбнулся.

— Вот что! — сказал он мягко. — Ты меня извини… Я погорячился… Давай забудем всё, что было… Я не буду ничего сообщать Степанову. Хорошо?